«ШИЗА: три в одной» (13-15 глава) Юлия Нифонтова

 

 

 

        Они плыли в Архаику на узкой ладье по Тёмной запретной реке. Янка никогда не бывала там. Бабушка строго настрого запрещала ей даже нос совать: «Там дикие все и бесстыдники. Совсем дикие!» Туда не рекомендовалось ходить смертным. Лишь иногда, нарушая бабулин запрет, Янка летала над самым краешком Оливковой рощи. Пытаясь разглядеть с высоты птичьего полёта сатиров или кентавров, что, промелькнув, тут же прятались под пушистыми кронами. Однажды на рассвете ей посчастливилось любоваться стаей белых пегасов, что стройным клином летела на гору Парнас. Заря окрасила их огромные крылья в нежно-розовый цвет, это было так красиво, как капелька краплака, размешанная в большом количестве титановых белил.

        Амир плавно загребал веслом чёрные, как дёготь, тяжёлые воды, иногда он говорил с Янкой какими-то полунамёками, от которых ей становилось только страшнее. Столь вкрадчивого и тихого голоса она никогда не слышала от араба, создавалось такое впечатление, будто знающий страшный диагноз врач беседует с тяжелобольной или даже, скорее, с умирающей пациенткой: «Понимаешь, дорогая, твой друг очень изменился. Он сейчас находится не в лучшей форме. Ты не должна его винить…», и всё в таком роде. Янка уже была готова ко всему, но лишь бы уже узнать, что же на самом деле произошло с Сашей.

        Перед тем как усадить Янку в ладью, Амир предусмотрительно провёл магический обряд смены личины. Протягивая крупную жемчужину прямо в раскрытой раковине, он объяснил, что необходимо проглотить её, словно таблетку: «Ты станешь нимфой, обычной нимфой. Если кто-то вдруг начнёт спрашивать тебя, кто ты да откуда. Скажи, что, мол, дриада молоденькой кипарисовой рощи, что проросла не так давно на левом берегу реки Тавропос. Запомнила? А в человеческом обличии тебе никак нельзя там показываться. Сама понимаешь». Янка была готова на любую авантюру, принять самый причудливый вид, если это необходимо, чтобы увидеть любимого. Поэтому она безропотно взяла жемчужину из клейкой желеобразной жижи и, зажмурившись, проглотила.

        Янка сидела в узкой лодке и прислушивалась к собственным ощущениям. По коже словно бегали пузырьки, как будто её полностью опустили в огромную бутылку шампанского. По спине, по рукам, по ногам пробежал озноб. Янка обняла себя руками и только сейчас почувствовала, что она изменилась. Кожа стала атласной и чуть заметно светилась в темноте. Самые разительные изменения коснулись причёски – волосы превратились в шикарную копну, кудрявые зелёные пряди струились почти до пят. На Янкиной голове появился венок из веток кипариса, по нему и по полупрозрачному хитону вилась виноградная лоза.

        Архаика располагалась в дальней пограничной зоне между царством Светлых и Тёмных. Здесь в большом разнообразии можно было встретить мифологических существ. Только теперь Янка догадалась, по какой причине ей не удавалось во время своих разведывательных полётов над этими землями разглядеть местных жителей. В убедительном большинстве они, как оказалось, вели сугубо ночной образ жизни.

        Нынче вместо пустых пляжей и одиноких рощ Янка увидела большое скопление речных наяд, плескающихся на мелководье, компании сатиров, распивающих вино с полуобнажёнными вакханками под ритм бубнов. «Да, вот где, на самом деле водятся идеальные натурщицы, их тут просто рассадник. Вакханки, не подозревая о скрытых талантах моделей для художников, совершенно не смущаясь своей наготы, лихо отплясывали с рогатыми козлоногими кавалерами. Ритмичная музыка и общая атмосфера полной свободы захватила Янку, и она, поддавшись ритмам разухабистой вакханалии, стала чуть веселей.

 

Иллюстрация Юлии Нифонтовой и Александра Ермоловича

        Сатиры и развязные девы, вовсе не стеснялись присутствия других персон, предавались сладострастным утехам везде, где их только застигла внезапная похоть: на берегах реки, где их обрызгивали хохочущие наяды, на скалистых уступах, в гуще гуляющих, иной раз прямо в процессе чувственного танца. Араб был явно не в восторге от творящегося празднества похоти, он примолк и брезгливо отворачивался от пыхтящих и повизгивающих повсюду комков копошащейся плоти. Янку же больше всего возмутила даже не распущенность сатиров и вакханок (ну, что с них взять!) а то, что между взрослых тут и там сновали пухлые младенцы. 

       Детишки, видимо, воспринимали творящийся содом с детской непосредственностью как само собой разумеющиеся. Они наблюдали, живо обсуждали и пытались принимать участие в оргиях в качестве прислуги. После этого безобразия то, что ребятня с удовольствием вкушала вино из глиняных кувшинов и разнообразных кубков, казалось уже просто пустяком и пущей безделицей. Часть пухлых деток порхала в воздухе, имея маленькие крылышки, некоторые в пару к крыльям были награждены и крошечными едва заметными рожками.

– Почему там дети, – не выдержав, спросила Янка.

– Это тёмные путти* Архаики, не стоит внимания, они обречены… 

        Девушка и её провожатый сошли у маленького деревянного мостка. Амир привязал лодку и поманил Янку к горам. Шли они минут пятнадцать, но это была весёлая дорога. По пути парочка хмельных сатиров пытались напоить её вином из глиняного кувшина. Девушка смогла от них отвязаться лишь после сердитого отрезвляющего оклика араба, что пригрозил обломать им рога. Это было столь забавно, отметила про себя девушка, словно они шли не по античному мифологическому миру, а шатались у провинциальной пивной.

        Подойдя к каменной скале, Янка заметила, что весь её склон испещрён большими чёрными круглыми отверстиями, словно стая чудовищных ласточек-исполинов, облюбовав здешние места, настроила себе жилищ. Амир, словно проводя экскурсию, рассказывал о достопримечательностях местности.

– Город Химерра. В здешних горах тысячи пещер, там селятся горгульи и химеры. Отличаются они лишь нижними конечностями. Химеры – бесполы и козлоноги, как сатиры, а горгульи и горгулы имеют почти человечьи ноги.

– Почти человечьи? – дрожащим голосом повторила Янка, начиная немного догадываться об истинной причине их путешествия в античность.

– Да, почти, потому как… ногти у них примечательные… как когти гигантского орла, не только на руках, но и на ногах тоже. Нам, кстати, туда!

        Амир указал на чёрный провал − самый дальний грот у воды. Горную гряду, облюбованную странными мифическими существами, как пояснил араб, омывает река Хэридан: «Мы зашли на территорию колонии горгулий. Видишь, в этой реке не водятся наяды, а существа класса горгулий и химер не очень-то с ними ладят. И те, и другие племена сохраняют матриархат, а их предводительницы очень спесивы и не терпят конкуренции». Пещеры располагались не только у подножия горы, но и на более высоких уступах. Гора превратилась в природный небоскрёб со множеством пещер-квартирок. Иногда с громким хлопаньем огромных крыл с верхних этажей горы-небоскрёба вылетали тёмные силуэты, на которые Янке было страшно смотреть.

        Прежде чем зайти в пещеру, араб сокрушённо выдавил из себя беспощадную фразу: «Ну ты, наверное, уже догадалась, что Саша теперь один из них». После этих слов Янка даже немного обрадовалась, что пещера, в которую они зашли, оказалась пустой. На каменном выступе в стене девушка рассмотрела прилепленную свечу, а за ней её собственную фотографию и большую глиняную кружку. В этом натюрморте было нечто траурное. «Словно он меня похоронил уже», – с горечью подумалось Янке.

        Амир жестом приказал Янке молчать и прислушался. Снаружи доносилась печальная певучая мелодия, напоминающая песни североамериканский индейцев. Они вышли из пещеры и пошли на звуки флейты. Гармонично сочетаясь с пением ночных птиц и журчанием реки, музыка невидимой флейты обещала сказку, звала в бездонное загадочное небо. 

 

Иллюстрация Юлии Нифонтовой и Александра Ермоловича

Горгул сидел к ним спиной, и первое, что увидела Янка, были огромные тёмные крылья. Голова в свете луны сначала показалась раздутой – вдвое больше обычного размера. Только через некоторое время девушка поняла, что это мощные закрученные рога. Вдоль спины спускались локоны лунного света, собранные верёвкой в хвост.

– Агр! – окликнул его араб, и от этого чужого страшного имени Янка отступила назад.

        «Агр-р-р, Агр-р-р…» – мысленно повторила Янка, новое Сашино имя угрожающе рычало. Флейта умолкла, и, как бы компенсируя отсутствие её голоса, речная вода зашумела громче. Какие-то секунды у Янки ещё оставалась надежда, что это не Саша, а просто один их экзотических друзей Амира. Но когда горгул повернулся, надежда растаяла.  

        Они не кинулись обнимать друг друга, как когда-то. После короткого приветственного кивка вернулись в пещеру. В костровище ожил огонь, хозяин и гости расселись на округлые камни, что выполняли роль кресел в первобытной пещере. Янка жадно рассматривала нового Сашу или уже не её любимого, знакомого каждой чёрточкой, каждым движением, каждой нотой сказанного слова, а незнакомого экзотического существа – горгулаАгра. 

        Он был весь фиолетово-чёрный, и что удивило Янку, даже его ладони были этого замеса: сажа газовая плюс кобальт фиолетовый, ну и, пожалуй, ещё ультрамарина для более холодного оттенка. По цвету кожи Горгула можно было бы с большой натяжкой причислить к негроидной расе, если бы не его холодный фиолетовый отлив, который вряд ли можно встретить даже у самых темных жителей Конго. На фоне столь интенсивной черноты, глаза горели жёлтым. Они были словно подсвечены изнутри тревожным неоновым светом. На горгуле был античный хитон с греческим орнаментом – меандром по подолу. Через плечо перекинута леопардовая шкура, подпоясанная «кушаком» из плохо обработанной змеиной кожи.

        Янка, сгорая от любопытства и страха, заставила себя посмотреть на ноги бывшего Саши (пребывая в полной растерянности, она не знала, как его теперь называть). Внутренне девушка уже была готова смириться и с козьими копытами. Но к великому облегчению его тёмные ноги вполне человеческого вида были обуты в золочёные сандалии на длинных ремешках, что обвивали икры почти до коленей. 

        Они сидели совсем рядом, но сейчас, были, кажется, дальше друг от друга, чем когда-либо. Янка просто впала в ступор, не понимая, кто это существо и как вообще и о чём с ним говорить. У Саши никогда не было столь развитой мускулатуры, а теперь спина и руки бугрятся мышцами, словно у качка с любимых подростками постеров. 

        Амир и новое существо, что раньше было её возлюбленным, беседовали на какие-то непонятные темы, о сроках инициации, о предводительнице колонии химер. Горгул сидел неподвижно, как статуя, словно был высечен из цельного куска магического обсидиана. Танцующий огонь отбрасывал оранжевые блики, высвечивая на его драгоценной нечеловеческой коже таинственные узорные письмена. Оказывается, вдобавок ко всему, его тело было расписано загадочными рунами, что становились частично видны лишь при определённом ракурсе и освещении. 

        Можно было с изрядной долей фантазии представить, что её любимый – темнокожий принц из бананово-кокосового государства, а голову чёрного принца украшает крупный ороговевший «венок» или корона, придуманная полоумным дизайнером. Сложенные за спиной горгула гигантские крылья производили впечатление мантии или виднеющейся спинки экзотического трона. 

        Янке представилось, будто она очутилась внутри очень странного запутанного сна, больше похожего на кошмар. Казалось, что сон должен вот-вот сойти на нет и она скоро проснётся в нормальном привычном мире, где Саша – это Саша, а не монстр с огромными круто закрученными рогами. Но чудной сон почему-то всё никак не заканчивался, она не могла проснуться, а монстр сидел рядом живой, осязаемый и источал знакомый запах, как мог пахнуть только один самый любимый на свете человек.         

        Амир и горгул вели долгую тихую беседу, как бы давая девушке время, чтобы прийти в себя. И действительно первоначальный шок от увиденного постепенно ослаблял хватку. Янка научилась смотреть на горгула, не отводя глаза. Время шло, и, казалось, она понемногу привыкает к сказочному существу, которое говорит Сашиным голосом, вворачивая в беседу его характерные словечки. «Надо же, те же его прежние светлые лунные волосы, перехвачены бечёвкой, яркие жёлтые глаза, контрастны темноте кожи. Но всё это так гармонично. Так величественно. И почему только я так сильно испугалась. Саше, наверное, было обидно и больно. Да я не оценила его новый прекрасный образ… вот только эти рога…» – размышляла Янка, теперь совсем по-другому разглядывая горгула: жадно, подмечая новые и прежние детали облика, любуясь… 

Горгул, чувствуя изменения в настроении девушки, стал иногда бросать на неё длинные пронзительные взгляды, от которых у Янки холодело сердце, а оттаяв, начинало колотиться так сильно, что казалось, это вот-вот станет слышно. Девушка кожей чувствовала, как меж ними зреет некое электрическое напряжение. Она вдруг ясно осознала, что теперь дальнейшее развитие их отношений будет зависеть только от неё. Подумалось, что вот теперь она знает самый страшный Сашин секрет, скрывать больше нечего, а бросить его в такой момент было бы самым постыдным предательством. 

        Араб и горгул, чувствуя, что к ней вернулся дар речи и она готова вклиниться в разговор, стали обращать на неё внимание, беседуя теперь не только друг с другом, но и с ней. Наконец, осмелившись, Янка, кивнув на пятнистую леопардовую шкуру, перекинутую через плечо горгула, поинтересовалась:

– Неужели здесь водятся леопарды? Ты что, сам охотился?

– А, это. Ну, может, и водятся, кто их знает. Все шкуры – это подарки от соседей – подношения от сатиров, кентавров. Они считают наше племя типа высшей кастой. Вот и надарили целый воз. Отказываться нельзя, тут не принято, сразу обиды начинаются.

        Он сказал это так просто, так обыденно, будто речь шла вовсе не о мифических гибридах зверо-людей, а о соседях по лестничной площадке или поднадоевших одноклассниках. Сказано было всего лишь несколько малозначимых фраз в ответ, а Янка вдруг поняла, что это по-прежнему – он, её любимый Саша, несмотря на все эти экзотические крылья, рога и цвет кожи.

 

 

        Видимо, тонко ощущая требования момента, араб встал, собираясь покидать уютную пещеру:

– Так, ладно, друзья мои, засиделся я что-то. Агр проводишь потом девушку. И кстати, твой замок пуст уже несколько дней, ты бы наведался, посмотрел, что к чему.

        «Агр-р…» – повторяла девушка это новое Сашино имя, словно пробуя его на вкус. Однако теперь оно не рычало, а скорее довольно урчало и мурлыкало. Как только араб скрылся за занавесью из густошерстых оленьих шкур, что закрывала вход в пещеру, девушка встала и подошла к горгулу вплотную. Немного нерешительно она погладила его по запястью, приобняла за плечи. Отвыкший от прикосновений горгул замер, душа его затрепетала, но он изо всех сил старался не выдать своего волнения, сохраняя невозмутимость. 

– Знаешь, я в детстве всё время боялась, что у меня рога вырастут! Помнишь мультик про яблоки? Больно? – Янка осмелилась осторожно потрогать твёрдые и ребристые, как морские раковины, круто закрученные рога горгула.

– Нет, когда лезли из черепа, чесались невыносимо…

– Страшно было?

– Да. 

– Ну, Агр – это почти что огр из мультика про Шрэка, а я буду его Фионой. А горгулы, это вообще кто?

– Ну, помнишь знаменитых химер и горгулий на фасадах собора Парижской Богоматери? Проходили же по истории искусств?

– Да… помню-помню там по карнизам какие-то кракозябры сидели… но ты-то у меня не такой, ты – красавец, как младший брат Малефисенты**…

– Нет, та другого подвида, у неё крылья кожистые, а у меня…

– Чудо ты моё в перьях! Ты же теперь почти ангел!

– Да… почти… – горько усмехнувшись прошептал горгул и как бы шутя усадил девушку на колени. Она беспечно хохотнула и обвила его руками за шею:

– Знаешь, я теперь почти счастливая, – предворяя вопрос «почему» Янка быстро перевела разговор на другую тему, видимо она и сама сейчас не знала, счастлива ли она на самом деле. 

         Кивнув на большую деревянную флейту, аккуратно завёрнутую в беличьи шкурки, она хотела что-то спросить. Но горгул, перехватив её взгляд, как бы, между прочим, заметил:   

– Да вот научился на досуге… – и глаза его на миг стали прежними, только вот словно радость и надежда навсегда ушла из его взгляда.

        Янка хотела поцеловать его, но он не позволил:

– Всё изменилось. Навсегда. Ты разве не заметила? 

– Для меня ничего никогда не поменяется. Я люблю тебя по-прежнему, в любом виде, в любой оболочке и всегда буду любить.

– И я, – едва слышно выдавил из себя он, словно задыхаясь. – Но я уже не человек. Я даже имя своё утратил, теперь меня тут кличут Агр, а прежние соседи брезгливо отводят глаза при встрече.

        Янка разревелась навзрыд, словно хотела выплакать наружу всё накопившееся за последние дни напряжение, всё свое горькое одиночество и невыносимость жизни без него. Она рассказывала ему о пропаже Лёнчика, и о том, что какие-то неведомые враги перекрыли ей доступ на Грань, а, главное, о том, как ей плохо и одиноко без него.

Горгул обнял девушку не только своими чёрными сильными руками, но и прикрыл сверху шатром тёплых крыльев, пахнущих дымом. Ночь взяла их в свои добрые ладони, скрыв от чужих глаз. Они оказались, словно две песчинки, зажатые меж створками моллюска, плавая в его розовой упругой атласной плоти. 

        Янке показалось, что в неё вселилась какая-то очень красивая, грациозная, но хищная зверушка, которая, несмотря на свободолюбивый нрав, безропотно подчиняется каждому вздоху величественного хозяина: «Может, я теперь такая же пятнистая самка ягуара, чья драгоценная шкура украшала Агра, а теперь откинута прочь. А может, мой чёрный господин, убьёт меня, насладившись соитием, а потом точно так же перекинет мою шкуру через плечо как новый трофей и подпояшется чешуйчатой змеиной кожей. Ну и пусть! Пусть всё случится и плевать на весь мир, плевать на всё…»

        Янка задыхалась от поцелуев, но не в силах была заставить себя передохнуть. Ей казалось, что теперь, когда между ними нет тайн, её возлюбленный стал ей ещё более желанным. Она истекала нежностью, любовью, жалостью, нестерпимой жаждой. Они словно перетекали друг друга, смешиваясь как две разные жидкости: белая и чёрная, становясь единым неразделимым раствором серого цвета, которые невозможно уже снова вернуть в изначальное состояние. Не было пути назад, и не жалко было терять свои прошлые воплощения. Каждый из них стал теперь кем-то большим, чем был до этого. Теперь они уже не были одиноки, они были счастливы, и они были друг у друга. 

        Языки огня заставляли причудливые тени прыгать по стенам каменной пещеры, будто дикие первобытные духи кружили вокруг их любовного ложа, исполняя сакральный ритуальный танец, где они были драгоценной жертвой на алтаре. 

        Когда она немного пришла в чувство и смогла что-то соображать, то нашла себя лежащей рядом со своим обнажённым крылато-рогатым продолжением благоговейно поглаживающей и целующей его руку. Янка вспомнила, как часто с умилением представляла короткие светлые волосинки на его запястьях, теперь их не было. Его кожа была слишком гладкой, нечеловеческой, на ощупь она была ближе к камню: чёрный мрамор, обсидиан, агат. Сверху прохладная и совершенно лишённая растительности, но если немного задержать ладонь на любом участке его тела, то можно почувствовать живое ласковое тепло, что проступает изнутри.

        Она чувствовала себя младенцем только что родившимся на свет из открытой кровоточащей раны. Всё в этом мире было теперь для неё новым и пока совсем непознанным. Она знала только одно, что это дорогое существо рядом она любит гораздо больше, чем себя, больше всех на свете. Даже в столь брутальном и темнокожем воплощении его лицо осталось тонким и прекрасным. Она рассматривала его, любуясь: тот же тонкий нос с едва заметной горбинкой, те же локоны холодного лунного оттенка. Она осторожно взяла его прядь и откинула с лица. Горгул открыл свои опасные нереально жёлтые глаза.

– Знаешь, Саш, я всегда мечтала, чтобы мой первый мужчина был каким-то необыкновенным. Но что б насто-олько!..

– Хорошо, но зови меня Агром. Мне нельзя называться человеческим именем, да я и сам уже смирился и привык. Хочешь, что-то покажу? – он широко открыл рот и продемонстрировал огромные острые клыки, словно у дикого леопарда.

– Агранович, ты чудовище!

– Я, вообще-то, в курсе.

– Раньше это знала только я, а теперь всем видно. Агранович, а можно, если Цесарский начнёт меня задирать в группе, то я скажу, что позову своего парня? Представляю Мишкины глаза, когда он тебя увидит!

        Они расхохотались больше не от шутки, а от полноты жизни, от переполняющей их юной любви, от того что после стольких зря потерянных дней они, наконец, обрели друг друга.  

* Путти (мн. ч.), путто (итал. Putto, лат. Putius – маленький мальчик, младенец, крошка)  – художественный образ маленького мальчика, встречающийся в искусстве ренессанса, барокко и рококо. Изображение маленьких обнажённых или полуобнажённых детишек в ренессансном и классическом искусстве восходит к античным эротам или купидонам. В поздней античности – эллинистическом и римском искусстве, отмеченном чертами гедонизма, вместо Эрота, древнейшего божества, сына Афродиты, воплощавшим одно из космогонических начал, стали изображать «эротов» (у римлян «амуров») – маленьких крылатых созданий.

** «Малефисента» (англ. Maleficent) – американский фэнтезийный художественный фильм  режиссёра Роберта Стромберга, снятый по сценарию Линды Вулвертон, с Анджелиной Джоли в главной роли. Картина является ремейком диснеевского мультипликационного фильма 1959 года «Спящая красавица», а также вольным пересказом и переосмыслением самой сказки, которая посвящена фее Малефисенте, главной злодейке оригинального мультфильма.

 

 

 

 

        Покидая пещеру, горгул захватил с собой лишь флейту да пару книг. Недолго оставалось стоять обжитому гнезду пустым, после инициации, он должен навсегда покинуть замок и человеческое общество и поселиться в своей пещере на окраине Химерры. Агр повелел маленькому пегому сатиру присматривать за пещерой до своего возвращения. Добраться до замка необходимо было до восхода, потому как солнечные лучи даже в таком отражённом состоянии, как на Грани, ранили горгула, обречённого теперь на вечный ночной график жизни.

        Подлетая к родовому замку, Агр заметил, что в мыслях уже навсегда простился с ним и даже странно было теперь вновь возвращаться сюда, всё равно как внезапно вернуться в прошлое. Родные стены встретили неприветливо, зябкой сыростью, холодными сквозняками, распространившимся запахом плесени и гулким эхом покинутого жилища.

        Из всех обитателей они нашли на кухне лишь дремлющий двойник бабушки. Его оживили и тут же заказали готовить завтрак, который по количеству блюд оголодавшей парочки больше тянул на полноценный обед.

        Жизнедеятельность Гели в отсутствии руководства взрослых сказалась на интерьере не лучшим образом. Повсюду валялись вещи, книги, игрушки, но самым неприятным был вид немытой посуды, разбросанной повсюду даже на постели. Клону бабушки, ориентированному на приготовление пищи, столь масштабная уборка была не под силу. Агру пришла в голову замечательная идея позвать в замок семейную пару сатиров в качестве домашней прислуги. Сатиресса одевалась, как гувернантка начала прошлого века, её седовласый муж носил тонкую батистовую сорочку с галстуком-бабочкой и удлинённый бархатный камзол при полном отсутствии штанов. С появлением супругов, задумчивого и поэтичного Порфириуса и хохотушки Аминты, большой дом ожил, начал умываться и прихорашиваться. Коридоры наполнились задорным цокотом их копытцев, словно маленькая брусчатая мостовая прежних веков. 

        В первый же вечер совместного проживания в замке Янка, вспомнив сон о спящем лишённом жизненной силы брате, уговорила Агра отправиться с ней в фиолетовую пещеру к бездонному колодцу. Именно это место она увидела в том сне: пещера, куполом накрывающая каменные комнатки, и чёрная пасть колодца, куда был сброшен ими синий монстр. Они примчались туда, вооружившись золотым копьём, но пещера была пуста. Колодец прикрывала надёжная крышка. Только одно смутило и возбудило Янкины подозрения: в детской пещерке, где она и видела Лёнчика, сонного и еле живого, на полу явно отпечатался сырой прямоугольный след. В Янкином больном воображении мокрое пятно сразу трансформировалось в след от детского гроба, и Агру пришлось весь вечер уговаривать и отвлекать любимую от страшных похоронных мыслей.

        Днём, пока Агр спал, Янка ходила по Грани, пытаясь отыскать следы пропавшего брата. Она обошла всех соседей, расспросила знакомых, даже наведалась в племя йети. Но никто ничего даже не слышал о земном мальчугане, спрятанном на Грани. Ночью на смену выходил горгул и шнырял по самым дальним и тёмным закоулкам Межмирья с целью хоть что-либо узнать о похищенном мальчике. 

        За всё это время Янка только один раз побывала у бабушки. Её счастливые глаза выдали тут же с головой, прежде чем она начала говорить об Агре. Одновременно девушке было стыдно быть такой счастливой, когда брат до сих пор не найден и непонятно, что с ним происходит. Рассказав о совместном житье с Агром в его замке, девушка пообещала сообщить, если будут новости о Лёнчике. Новостей не было, а с пустыми руками беспокоить бабулю Янка не хотела. 

        Янка просила бабушку вернуться в замок, чтобы жить всем вместе, однако наткнулась на её твёрдый отказ: «Доча, нет. Взрослые дети должны жить от стариков отдельно – свою семью строить. Лучче в гости ко мне заходите, я всегда рада. А там ещё, не приведи Боже, Гелька в замок возвернётся, а ведь её никак не терплю!» В этой отповеди Янка с затаённой радостью выделила для себя отрадное слово «дети». Ведь так бабушка их с Агром назвала. Значит, и он для неё теперь такой же, как и она – родная внучка – любимый ребёнок, а не «страсть Господня», «бабайка», «страдалец наш», «рогатый Дунай» или «коргу», как бабуля в разговоре называла горгула раньше. Девушке было приятно оттого, что бабушка тоже любит её избранника, несмотря ни на что.

       На бабушкином комоде, накрытом узорчатой «накидушкой», стояли фотографии в рамочках. Янка взяла фото маленького мальчика, думая, что это изображение брата, но приглядевшись, узнала отца в детстве. «Надо же, до чего, они, оказывается, похожи!» – удивлённо отметила она. Тут же пришёл на ум их малозначимый разговор с Лёнчиком. Он спросил её однажды:

– А ты помнишь папу?

– Да. Он был чудесным, но, как говорила мама Ира, со странностями. Он почему-то не умел расставаться с привычным, дорожил старыми вещами...

– Как это?

– Ну вот, например. Все вокруг на цифровые фотоаппараты и смартфоны снимали, а он почему-то по старинке занимался чёрно-белой фотографией. Запирался в тёмную ванную. Включал рубинового цвета фонарь. Наливал какие-то специальные растворы в пластмассовые ванночки. Устанавливалась такая таинственная атмосфера. Помню, как смотрела на превращение: на белом листе, опущенном в воду, проявлялись изображения знакомых и незнакомых людей, вещей, комнат. Это было похоже на волшебство.

– Знаешь, я, наверное, тоже попробую. У нас в детском центре есть фотостудия…

        На Грани время текло по совершенно иным законам. Янка жила в замке Агра уже несколько дней, а в реальность могла вернуться, истратив лишь пару земных часов. Ей, конечно, хотелось растянуть своё счастливое время по максимуму, и она наслаждалась каждой минутой. Иногда она ловила себя на ощущении совершенного счастья, но тут же одёргивала, вспоминая о Лёнчике, о маме, да и нынешнее положение возлюбленного его самого весьма угнетало и унижало. Но несмотря ни на что, это было их время, часы жаркой откровенной близости и упоения друг другом. 

        Да их первой ночи любви, что случилась в пещере горгула, Янка оставалась удивительно невинной, несмотря на общительный характер и все свои опасные приключения. Скоро ей должно было исполниться девятнадцать лет, а она всё оставалась девственницей и начала было даже комплексовать по этому поводу. Ведь на третьем курсе даже у малышки Гульнур, которая была младше Янки на два года, судя по всему, вовсю бурлила личная жизнь. Большая Мать крутила чувственный роман с Арменом, где жаркая плотская любовь чередовалась со страстными, практически итальянскими выяснениями отношений. Хрупкая полупрозрачная Зденка и вовсе готовилась стать матерью, хотя представить её в этой роли было крайне трудно.

        Честно признаться, Янка до поступления в училище даже полностью обнажённого мужчину никогда не видела, если не считать копий античных статуй, которых рисовать приходилось довольно много. Однажды, в качестве подработки, к ним в группу на зарисовки обнажённой фигуры пришёл позировать один раскрепощённый юноша Эдуард. Янку тогда весьма смутил этот факт. «Ну, вот ещё! У всех нормальные натурщицы, и только нам придётся вырисовывать чужие “причиндалы!”» – возмущалась она тогда в своих мыслях, но вслух ничего не сказала, видя, что это напрягает только её одну, а всех остальных ребят сей факт только веселил. Однако натурщик вышел позировать, прикрыв причинное место треугольной накладкой телесного цвета, типа стрингов, чем заставил Янку облегчённо выдохнуть. Оказывается, такая экипировка натурщиков мужского пола считалась нормой. Отчего-то в художественной среде бытует мнение, что обнажённая женщина – это само совершенство, а вот мужчина прекрасен для взора не полностью, а за исключением небольшого нюанса. Поэтому середину композиции обнажённой мужской фигуры в учебных классах принято прикрывать этой смешной тряпицей. Так что и в тот раз не пришлось Янке узреть запретный «срамной уд», о чём она и не думала жалеть.

        Беспокоил её недостаток опыта в интимной сфере да тревожила мысль навсегда остаться в старых девах. Теперь Янке было забавно даже думать об этом. Вспоминалось, как не единожды во времяштудии фигуры Аполлона кто-нибудь из сокурсников ехидно намекал на уж слишком скромные размеры достоинства лучезарного покровителя изящных искусств. Чаще всего ещё на стадии построения основных пропорций кто-либо из знатоков мужской анатомии высказывался: «Да как же не повезло-то в жизни нашему златокудрому, что ж у него такой «Пипин короткий»*! Бедный Аполлоша, наверное, все девять Муз его отвергли…» Янке же, мало сведущей в столь интимном вопросе, божественные пропорции казались идеальными. 

        Она отгоняла от себя тревожный вопрос, а какие же тогда размеры считать нормальными? Пока в один из сеансов, свободных от строгого преподавательского надзора, самовлюблённый натурщик Эдуард Вигандт, слегка склонный к эксгибиционизму, не рискнул позировать без постыдных деталей, скрывающих от зрителей его неземную красоту. Произошло это столь быстро и неожиданно, что никто и охнуть не успел. Вынужденно рассмотрев, вымерив и изобразив, ранее скрытые от посторонних глаз особенности ладной фигуры Эдуарда, Янка с облегчением поняла, что разница не столь масштабна. Бывший стриптизёр, а по совместительству племянник преподавателя дизайнерской группы Вильгельма Вигандта, являл собой, с точки зрения дяди, особь крайне легкомысленную, даже никудышную, обречённую на вечное бесцельное порхание. К тому же Эдик обладал столь неуёмной харизмой в сочетании с совершенным отсутствием какой-либо застенчивости, что очень скоро намозолил глаза коллективу училища своими прелестями до полного безразличия. Через несколько часов зарисовок все девушки, включая Янку, смотрели на оголённого юношу абсолютно индифферентно, исключительно в учебных целях.       

        Однако одно дело обычный, пусть и симпатичный, но вполне земной парень, а совсем другое дело – горгул, существо мифологическое, таинственное, о котором даже всемогущий Интернет не мог дать ответа, спариваются ли они в принципе с людьми или нет. Теперь, после десятка яростных и нежных фантастических соитий, Янку больше не пугала неизвестность, она убедилась, что они действительно составляют гармоничную неразрывную пару. Она с первой минуты их страстной близости не переставала восхищаться мужественным и статным телом своего необыкновенного любовника. Весь его облик она воспринимала как нечто цельное и в высшей степени прекрасное. Чёрная атласная кожа, обаяние, добрый трепетный нрав и атлетическое сложение, которое теперь обрёл Агр, оставили далеко позади и беломраморного Аполлона, и самовлюблённого рафинированного Эдуарда. 

        К тому же у Агра были крылья, которыми он любил заботливо прикрывать Янку. Под этим тёплым волшебным куполом его крыльев она чувствовала себя уютно и удивительно защищённо. В такие сладкие моменты припоминалось детство, именно в поиске таких ощущений, пытаясь спрятаться от безгранично опасного неизведанного мира, маленькие дети строят себе домик из стульев и подушек, сидят под столом, залезают в платяной шкаф. Долгие годы ища защиты от непознанного враждебного нечто, Янка обрела приют только под крылом мифического сверхъестественного единственного и навеки любимого существа. Жаль, что эти блаженные моменты нельзя было растянуть как можно дольше. Тревожили проблемы: потерянный брат, тревожные знаки, что подавала Грань, быт, учёба, пропажа Гельки, да мало ли ещё что…  

        Меж тем слухи донесли до замка вести о том, что Геля находится в ближайшем портале – квартире номер семь. Соседи поговаривали, будто объявился какой-то новый колдун, что настойчиво рвётся стать «выездным» в Межмирье. Была и печальная весть: покончил со здешним существованием и вознёсся в эфирные поля великий Сен-Жермен. С особым удовольствием соседи пересказывали сплетни о любовной интрижке вампиров, о массовой драке ведьм и другие мелочи. С каждым днём надежды обнаружить Лёнчика целым и невредимым таяли. Янка начала часто плакать и впадала в беспричинные истерики. 

        Оставалась ещё одна надежда – посетить Башню Светлых. Именно там работают самые могущественные и осведомлённые высшие кураторы. Но араб им почему-то строго-настрого запретил даже подходить к башне Света. На вопрос Янки: «Почему?» − Агр взвился:

– Да ты только представь, как меня там встретят. Ты куда, поганый монстр, припёрся? Сейчас мы тебя на клочки порвём и по стенке размажем, но по-доброму, с обаятельными улыбками и под классическую музыку! Потому что мы беленькие и пушистенькие…

        Новоявленному горгулу вход в Светлую обитель был запрещён, его могли просто, недолго думая, испепелить при попытке проникнуть в высокие чертоги. Мало того, Янка вскоре столкнулась с явлением строгой и унизительной иерархии. Если сатиры и нимфы могли находиться в беспрекословном рабстве у горулов и магов, то иноборцы и тем более кураторы высших эшелонов Светлых сил относились к разного рода мифологическим существам с брезгливым презрением. Теперь к этой низшей нерукопожатной касте относился и её возлюбленный горгул. Оказывается, потеря собственного облика и перерождение в рогатое чудище было ещё не самым отвратительным, что случилось с Сашей. 

        С ней как его спутницей и почти супругой соседи держались менее категорично, здоровались, пускали в дом, но были явно не рады общению, как бывало ранее. Янка заметила, как стыдливо отворачиваются от Агра его бывшие товарищи и знакомцы. Да, это было не справедливо и заставляло метаться в бессильной злобе, но уже невозможно было что-либо изменить.

        Янка пыталась узнать, что же такого сделала с ним бесстыжая Гелька и за что он претерпевает весь этот позор. Но он мрачнел, не желая даже слышать об этом. Одна разговорчивая соседка Мина, что в земной жизни славилась как слепая прорицательница и сивилла, проболталась, что маленькая мерзавка кормила её Сашу мёртвой плотью мифологического существа, которые водятся последние тридцать земных столетий только на Грани. В этом мире сивилла была зрячей, она удивлённо хлопала круглыми карими глазами, недоумевала: «Нет, ну скажите мне, пожалуйста, каким образам такая малявка могла произвести столь сложный магический ритуал? Отказываюсь понимать! Уж простите мне мою прямоту, но не слишком ли добрый ваш мужчина. Соплячка подвела его под развоплощение, за что её убить мало, а он ещё и привёл ей в родительский замок и нянчился, носился с ней как с писаной торбой! Отказываюсь, отказываюсь понимать!» По интонации нетрудно было догадаться, что слово «добрый», сивилла не заменила на слово «дурак» или «недотёпа» только из воспитанности и врождённого такта.

        Единственным каналом связи с могущественной резиденцией Светлых сил остался их куратор Амир. Надменная Мадлен, что была прикреплена в пару к арабу, знать более не желала какого-то рогатого нелюдя и его глупую влюблённую простушку. Гордячка, видимо, была так разочарована своими подопечными, что ничего хорошего им не желала. Поговорка «добро должно быть с кулаками» полностью относилось к прекрасной светлоликой деве-воительнице. Только в её случае это «добро» было не только с голыми кулаками, а ещё и с топором, дубиной, матерками, унижениями, взрывчаткой, и т. д. Амир старался не упоминать о ней.

 

Агр видел, что девушке трудно. Он был, видимо, даже не против, если бы в пару к возлюбленной вторым иноборцем встал Игорь Гвоздев, с которым так много было связано надежд ещё весной. Он пытался осторожно прощупать почву, спрашивая у Янки:

– Ну, а как там мой заместитель, некто идеальный по имени Игорь Гвоздев?

– Без комментариев, – моментально вспыхивала Янка, её дико бесили разговоры про несостоявшегося соратника-иноборца, – Не думала, что человек окажется настолько закостенелым! Перстень вырвать у самой ведьмы-Карагаевны он, видите ли, не побоялся, а поверить собственным глазам не может. Он убедил себя, что видом не видывал и слыхом не слыхивал ни о какой Грани. На меня как на буйнопомешанную смотрит! Не спрашивай и не говори мне о нём больше!

        Днём пока горгул спал в своём кабинете богатырским сном, раскинувшись на коврах и шкурах, Янка, набегавшись за день, решила принять ванну. Когда Янка первый раз увидела этот квадратный резервуар в мраморном полу, то на память ей пришли многочисленные картины а-ля «купание одалисок», «мавританская баня», «бассейн в гареме». Помнится, они были весьма популярны у неоперённых одноклассников по художке. На уроках истории искусств такие произведения услаждали их взгляды, жадные до всего прекрасного. Вся эта распаренная банная томность обнажённых красавиц особенно контрастировала на фоне сурового реализма передвижников. 

        Ванна в замке горгула была точь-в-точь такая же, какой пользовались все эти вышеупомянутые разнеженные наложницы. Собственно, само помещение, где располагался микробассейн, тоже по большому счёту, отсутствовало, так как не имело стен. Крыша над бассейном, правда, имелась, но держалась она на колоннах и анфиладе арок. Купальня находилась во внутреннем дворике, который защищал купающихся от любопытных соседских глаз. О том, что люди вынуждены плескаться без одежд на глазах родственников и слуг, видимо, считалось само собой разумеющимся. Однако оформление открытой площадки с колоннами ионического ордера* и фресками, изображающими нимф, намекало на то, что купальня предназначена исключительно для девочек.

        Услужливые сатиры наполнили ёмкость тёплой водой и мыльной пеной, что вздымалась теперь, как скопление кучевых облаков на вершинах фиолетовых гор. Янка успокаивалась в бассейне после напряжённого дня, намотавшись по Грани в поисках хоть каких-то сведений о пропавшем брате. Лукавая Аминта принесла большой бокал сладкого вина и Янка даже ненароком прикорнула, разнежившись в приятной обстановке. 

        Неожиданно до её слуха донёсся тихий всплеск. Девушка не торопилась открывать глаза, подумав, что это шутливые заигрывания горгула. После недолгой паузы звук повторился вновь. Она открыла глаза и увидела, что сидит в бассейне одна, лишь пенные сугробы рядом с ней беззвучно покачиваются на воде. Девушка подула в ближайший пенный ком, и в нём образовался маленький белый тоннель. Она дунула сильнее, и пенная масса разделилась, как расступившееся перед Моисеем море. Глядя в образовавшуюся расщелину, Янка заметила волнение и подвижную стайку мелких пузырьков в небольшой глубине у противоположного бортика. 

        Вдруг из воды выглянула розовая детская ступня. На ней была заметна чуть помятая кожа, как случается с ладошками, пальцами и пятками после долгого нахождения в ванне. Мало того, нога не просто торчала над поверхностью воды, она ещё и росла вверх, высовываясь всё больше. Янка впала в ступор и сидела ни жива ни мертва, не в силах оторвать взгляд от невероятного зрелища. Она, конечно, видела и не такие жуткие магические причуды, но привыкнуть к этому всё-таки было невозможно.  

        Девушка не знала, что и думать, все её мысли в последние дни крутились вокруг ситуации с Лёнчиком. Поэтому она решила, что Грань, таким образом, сигнализирует ей, что брат утонул или тонет именно сейчас, в текущий момент. Янка в ужасе, не понимая, что творит, кинулась спасать Лёнчика, намереваясь схватить за эту тонкую детскую ногу и спасти утопающего. Она уже почти дотянулась, как её прошибла трагическая догадка: «Нет же, у Лёнчика размер побольше будет, а такая маленькая ступня у него только в первом классе была!» Нога тут же убралась обратно на дно.

        Вода всколыхнулась и из мыльной пены высунулась хохочущая веснушчатая мордашка Гели. Девочка протёрла озорные глаза и вместо приветствия нарочито громко заорала:

– Ну, ты и жи-ирна-ая!  Вот это сися-яндры-ы!

        Янка от неожиданности, возмущения отпрянула назад и только растерянно хлопала глазами. Когда девушка в последний раз видела Гелю, та была малюткой примерно лет четырёх, а теперь на вид ей можно было дать лет восемь, а то и все десять. Видя, какой ошеломительный эффект произвело её вторжение, Гелька просто покатывалась со смеху и, передразнивая оторопевшую Янку, изображала ладошками моргание:

– Вот видела бы ты сейчас свою рожу! Жирная! 

       От переполняющего её восторга злая девчонка начала плескать на Янку водой, забавляясь с ней, словно с ровесницей. 

        Девушка взяла себя в руки, вылезла из бассейна, поспешно укутываясь в халат и выжимая полотенцем мокрые волосы. Ей с трудом удавалось себя сдерживать. В спину понеслось тривиальное и вполне ожидаемое:

– Вот этожо-опа-а! А-фи-ге-еть! И ты ещё на что-то в этой жизни надеешься, а, жиробасина?!

        Янка сушила волосы, смотрела, как девочка вылезла из воды и стояла теперь совершенно голая, тоненькая, как прутик. Она молча выжимала два намокших хвостика, ставших жалкими шнурками. При виде худого бледнокожего, по сути брошенного всеми ребёнка, волна возмущения, накатившая на Янкино сердце, отхлынула. Она решила предупредить девочку о тех страшных метаморфозах, что произошли за время её отсутствие с хозяином замка. От такого зрелища, как горгул, даже взрослый может ненароком инфаркт получить. 

– Геля, не знаю, где ты была и как ты здесь снова появилась, но мы тебя, видишь ли, не ждали. Я должна тебя предупредить о Саше. Дело в том, что он теперь выглядит не так, как раньше… даже имя его изменилось…    

Гелька подбоченилась, упершись костлявой ручонкой в тощий бок, и заявила, нисколько не убавив яда в писклявом голосе:

– Не трудись! Не строй из себя заботливую мамочку! Я вас видала… во всех позах! Наблюдала ваши гунявые лобзания, с другой стороны смотрела на вас, через зеркала. Так что видела горгула с тобой, крыса жирная!

        Но девчонка напрасно старалась вогнать Янку в краску, та прекрасно помнила, что горгул всегда занавешивает все зеркала и отражающие поверхности, не вынося своего собственного вида, с которым он до сих пор не в силах был примириться. Даже стеклянные дверцы книжных шкафов в его кабинете были теперь затянуты покрывалами. Геля тут же смекнула, что её маленькая ложь раскрыта и решилась сказать правду: 

– Ну ладно уж. Наблюдала вас за завтраком через металлические кофейник. И чё! Он ещё искажает, так что ваши рожи были ещё корявее, чем обычно. Полный зашквар! Да как ты ваще с таким можешь?! Крипота! Я вот сроду бы с таким не стала!

– Ах ты, мерзавка! – вновь взъярилась Янка, – А не твоими ли стараниями он стал таким!!!

        В порыве гнева она шагнула к ней, чтобы хорошенько встряхнуть. Но девчонка завизжала так пронзительно и громко, словно её собирались резать ножом. Янка отпрыгнула и закрыла уши. Казалось, что дикий визг пронзил весь замок и отразился эхом в дальних горах. На шум, громко топая и тяжело дыша, ворвался горгул. 

         Геля изобразила перепуганного измученного ребёнка. Она растирала кулачком несуществующие слёзы. От вечных сквозняков открытой всем ветрам купальни, её тончайшая бледная сголуба кожа покрылась пупырышками. Тщедушный голый плачущий ребёнок наверняка вызвал бы жалость даже в каменном сердце. Девочка обратилась к горгулу, словно ища защиты от смертельной опасности:

– Саша, она сказала, что убьёт меня! Убьёт!!!

        Геля протянула к нему худенькие почти прозрачные ручонки. Горгул подбежал к девочке и закутал бедняжку в мягкий клетчатый плед, сорвав его со своих плеч. Он бережно подхватил лёгкое, практически невесомое тельце и унёс в тепло и уют безопасного замка, подальше от злобной агрессивной тётки, обидевшей невинное дитя.

* Пипин Короткий (Пипин III; лат. Pippinus Brevis, фр. Pépin le Bref; 714, Жюпилл – 24 сентября 768, Сен-Дени) – майордом франков в 741-751 годах, а затем первый король франков из династии Каролингов. Младший сын Карла Мартелла и Ротруды; отец Карла Великого. Воинственный и мудрый король Пипин Короткий в народном фольклоре, к сожалению, в основном запечатлелся как «коротышка», вызывая улыбку при его упоминании из-за весьма неудачного сочетания имени и прозвища. Не только в русскоязычных странах, но даже в оригинале его имя тоже звучит не вполне геройски, в переводе с французского «pepin» означает зёрнышко.  

** Ионический ордер – один из трёх древнегреческих архитектурных ордеров. Ионический ордер во времена античности считался «женским» ордером за счет своей утонченности, изысканности и дополнений разнообразными украшениями. От более раннего дорического (мужского) отличается легкостью пропорций и декором всех его частей. Применительно к греческому зодчеству слово ордер подразумевает в широком смысле этого слова весь образный и конструктивный строй архитектуры.

 

Иллюстрация Юлии Нифонтовой и Александра Ермоловича

 

 

 

        Замок ожил, расшевелился, топились камины, готовилась вкусная еда, по комнатам витали аппетитные запахи съестного, гулкие коридоры наполнились топотом ног и цокотом копыт слуг-сатиров. Только соседи по-прежнему не заглядывали в гости. Зато Амир посещал замок почти ежедневно, он подключился к поискам Лёнчика и каждый раз приносил какие-то новости. Но всё это были лишь незначительные сведения, а сам мальчик пока так и не был обнаружен.

        Геля вредила Янке всячески, как только могла, стараясь сделать совместное проживание под одной крышей невыносимым. Если девушка проходила мимо детской комнаты, дверь в которую всегда была открыта, проказница либо корчила рожицу, либо провожала длинным ненавидящим взглядом.

        Отношения с Агром не то чтобы испортились, но потеряли полную и бесповоротную погружённость друг в друга. Ночи, наполненные безудержной страстью, остались такими же жаркими, а вот в общении вне постели что-то незримо надломилось. Виновник, а точнее виновница торжествовала. Несносная девчонка вертелась везде и всегда, отравляя жизнь. Она вмешивалась в их с Агром разговоры, пытаясь залезть даже к ним в кровать под известным предлогом всех хитрых стерв, ставшим уже штампом, мол, мне страшно и холодно спасть одной, я хочу с вами!

        Как-то за общей трапезой, Янка, вспомнив о красных квитанциях в почтовом ящике Сашиной квартиры, принялась советоваться с ним по этому поводу: 

– Я вытащила сколько смогла, ключика от ящика у меня нет. Не знаю даже, для тебя это вообще важно?

– О, это архиважно! – шутливо изображая манеру дедушки Ленина, заверил Агр. – Мне, по большому счёту, кажется, что люди в нашей стране вообще живут только с одной единственной целью: для того, чтобы оплачивать услуги жэкэха. Но дело даже не в этом. Самое страшное, что очень скоро квартирой заинтересуются разные липкие конторы. Ну, представь себе, что будет, если в портал войдут какие-нибудь служаки или, например, слесарь из ЖЭУ. 

– Да эти кровопийцы меня волнуют меньше всего. Ну, позабавятся с ними пограничные магические анчутки. Самое большее − кто-нибудь из них навеки с выпивкой завяжет или заикой останется. Как говорится, читайте Булгакова, господа, там всё чёрным по белому написано. 

– Яна, страшнее, если мы потеряем портал. Вот только подумай, вселят туда каких-нибудь гастарбайтеров, и привет! Придётся как-то через чужих людей проходить. Если они там выживут, конечно. Им – плохо, нам – плохо, всем – плохо. Да, такая суета никому не нужна: ни Грани, ни отделу городского жилищно-коммунального хозяйства. Короче, необходимо срочно оплатить задолженность.  

Агр стал припоминать, что у отца были крупные накопления и какие-то ценные бумаги, но супруга его, которой тогда была Геля, распоряжалась всем.

– Пароли пластиковых карт, шифр от сейфа всё знала только она. Геля всегда давала мне деньги, сколько бы я ни попросил. Ведь мог же я тогда спросить у неё тот же пароль, но мне это даже в голову не приходило… А теперь она просто ребёнок и не помнит, конечно, ничего… – сокрушался Агр.

        «Нет, ну он просто как юродивый!» – вскипела Янка, едва удержавшись от колкостей. Она очень остро воспринимала всё, что касалось взаимоотношений возлюбленного и вредной Гельки, хоть в прошлом её воплощении, хоть в нынешнем. Но вдруг девочка, которая вроде бы увлечённо уплетала блины с вареньем и не прислушивалась к непонятным взрослым разговорам, неожиданно выдала:

– А я, кстати, всё оплатила. Коды все у меня записаны были. Я специально за этим в нашу с тобой, Саша, квартиру и ходила. Спасать наш домашний портал от проблем. Так что, не парьтесь, олды*! Всё оки!

        Она специально настойчиво продолжала называть горгула Сашей, хотя он каждый раз просил её запомнить его новое имя. В этот раз Агр пропустил своё прежнее человеческое имя мимо ушей и, всплеснув руками, радостно воскликнул:

– Вот это да! Геля, маленькая моя, к тебе возвращается память! Какая ты умничка у нас! Ты нас всех спасла от лишних хлопот! 

Агр подошёл к девочке и поцеловал в щёчку, а та, обвив его могучую шею, надолго повисла на нём, прекрасно представляя себе, с какой ревностью наблюдает за этим её действием Янка. Девчонка невероятно бесила, и однажды ей всё-таки удалось вывести из себя обожающего её горгула.

        Раньше, до появления Гели, рога в их с Агром маленькой семье, не были запретной темой. Наоборот, шутки типа «забодаю-забодаю» процветали, делая эту страшную неразрешимую проблему чуть легче. Ведь если над бедой можно посмеяться, то она становится чуть меньше и кажется уже не столь безнадёжной. Но с присутствием Гели всё изменилось и начало приобретать другой, какой-то пошлый и обидный смысл. Каждое сказанное ей слово было зерном сомнения или раздора. Как-то утром, когда Янка расчёсывала гребнем длинные светлые пряди горгула и заплетала их в косички, глядя на них в упор, девчонка самым наглым образом ехидно заметила:

– Это что ж такого твоей распутной супружнице удалось вытворить, чтобы этакими чудовищными рожищами тебя наградить. Ты никогда не задумывался? Нет?! 

        Янка впервые видела горгула в ярости, и зрелище это было поистине ужасающее. Он медленно поворотил голову в сторону девчонки, и его глаза вмиг стали звериными, вспыхнув диким неоновым светом. Сдавленно, как будто сдерживая бурю, клокочущую в горле, он прорычал:

– Пошла вон, мерр-ррзавка!..

        Янка никогда не слышала от Агра ничего подобного, от его вида у неё поджилки затряслись от страха, на этот миг родной, добрый, любимый стал чудовищем. Гелька же, ничуть не смутившись, удовлетворённо утопила улыбку в ухмылке, и словно выполнив на отлично школьное задание, гордо вышла из зала.

        Больше никто в замке на тему рогов, по соображениям личной безопасности, никогда не шутил. 

 

        Девушка твёрдо решила найти подход к Геле, ведь жить в состоянии войны было невозможно, либо кто-то третий должен был исчезнуть навсегда. Собрав всю волю в кулак и вспомнив лекции по педагогике, она как взрослый человек решила сделать шаг навстречу первой. Долго думала, с чего начать беседу, как заинтересовать девочку. Чем вообще интересуются дети в её возрасте? А с другой стороны, какой у неё вообще возраст? На вид, конечно, лет восемь-десять, но как оно обстоит на самом деле? Может, она уже давным-давно, вспомнив свою прошлую жизнь, в душе стала взрослой женщиной и крутит бывшим сожителем, как хочет. Янка пыталась вспомнить себя в возрасте десяти лет. Она тогда занималась в театральной студии и каждую свободную минуту рисовала целые графические сериалы с продолжениями: «эльфийская школа», «домик гномов», «семейство инопланетян», и т. д. 

        Покопавшись в закромах древнего сундука, она нашла прелестную старинную фарфоровую куклу-принцессу в роскошном парчовом платье. Янка, используя этот формальный повод для общения с Гелей, пришла в «детскую» с самыми добрыми намерениями. Девочка сидела на широком подоконнике за портьерой и внимательно читала толстый фолиант. Геля отлично видела, что в комнату вошла Янка, но из вредности не поворачивала головы, надменно не замечая её присутствия. Девушка вздохнула и решилась начать разговор: 

– Геля, привет! Смотри, что я тебе принесла, – Янка показала свою замечательную находку. 

        На что девочка лишь презрительно хмыкнула и вновь погрузилась в чтение книги. Янка предприняла ещё одну несмелую попытку:

– Ну, что я тебе сделала, а? Не смотри на меня так сердито, малыш. Давай лучше поиграем, а?..

        Геля подняла голову и независимо, будто ничего и не слышала в свой адрес, отрешённо сообщила пространству перед собой:

– А я-то знаю одно нехорошее выражение.

         Неожиданно с обезьяньей ловкостью она подскочила к Янке и, прижавшись щекой, выдохнула ей в ухо леденящую струю холодного воздуха:

– Иди на хуу-уу-у…

        Вместе с неприличным словом изо рта девочки вырвалась струя морозного воздуха. Янка совершенно обескураженно отшатнулась, взвыв от боли. Казалось не только её ухо, а и половину головы, включая глаз, объял невероятный холод. Девушка непроизвольно села на пол, поджав ноги. Она тёрла замороженное ухо, тщетно пытаясь отогреть, подвывая от страха и боли. 

        Видя, что задуманный эффект достигнут, Геля захохотала громко и так злобно, словно закаркала ворона. Когда Янкина голова чуть-чуть оттаяла и боль от внезапной заморозки начала отступать, девчонка подошла к ней, глядя сверху вниз. Затем, не отрывая взгляда, горящего злорадным огнём, она резко топнув, одним ударом раздавила голову фарфоровой игрушки. После весело провернулась на каблуке, вдавив мелкие частички, оставшиеся от приветливого кукольного личика, в каменный пол, а затем как ни в чём не бывало вернулась на своё излюбленное место у окна.  

        Янка решила ничего не говорить горгулу, жалобы на поведение девочки его только расстраивали, а сделать ничего он по большому счёту не мог. Девушка даже стала подозревать, что Агр отчего-то робеет перед маленькой врединой. «Однако же не стоит недооценивать малявку, – думала Янка, – надо отдать ей должное, она неплохо поднаторела в магии. И ведь никто не учил. Похоже, весьма одарённая маленькая ведьма завелась в нашем доме! Ну что ж, видимо, пора звать подмогу». 

        Девушка решила поселить в замке верных помощниц – свои воплощения, вместе с которыми одолела синего монстра. Уж те боевые подруги быстро найдут управу на распоясавшуюся мелкую шкоду. Справедливо вечное правило – помочь себе можешь только ты сама. К тому же поиски Лёнчика быстрым успехом не увенчались. Тянуть время, переводя замковые часы, скоро будет невозможно. Настаёт необходимость показаться в реальности, иначе её могут хватиться.  

        Однако Янка продолжала откладывать свои воинственные планы. То ей казалось, что с девочкой ещё возможно подружиться, то она боялась обидеть Агра.

        К решительным действиям подтолкнул вопиющий случай. Однажды девушка, в очередной раз решив во что бы то ни стало наладить отношения с Гелей, зашла к ней в комнату. То, что она там увидела, весьма её озадачило. 

        Вместо кукол и разных милых девчачьих безделушек: заколок, браслетиков, пушистых игрушек − на столе и по всему полу были разложены ужасающие предметы из ведьминского набора. Все эти вещи прозрачно намекали на то, что девочка увлеклась самой чёрной и запретной из всех разновидностей колдовства – некромагией. На каждой вещи, как на экспонате из фондов музея были прикреплены бирки: «Верёвка повешенного. Санкт-Петербург, 1812 год», «Труба медная детская для отпугивания Гарпий. Древняя Греция, доолимпийский период, примерно четвёртое тысячелетие до нашей эры», «Зубы полковника В.И. Краснова, выбитые табуретом при первичном допросе в НКВД. Москва, 1937 год». Посреди комнаты высился небольшой курган из металлических цепей, кастетов с подозрительными засохшими бурыми пятнами, наручников, ножей и заточек, тут же валялись повидавшие виды бейсбольные биты и много чего ещё. Янка ахнула и, позабыв весь заготовленный текст, удивлённо обратилась к девочке:

– Геля, это что? Что за странные у тебя игрушки? 

        Девочка сидела рядом с кучей, вытаскивая по одному предмету и, внимательно его разглядывая, записывала что-то в своём розовом блокноте, будто вела учёт или инвентаризацию на складе. Общаться с надоедливой тёткой в её планы, видимо, не входило, поэтому она даже ухом не повела. Девушка решила не отставать и вывести Гелю на разговор: 

– Геля, я с тобой разговариваю? Ответь мне, пожалуйста!

        Девочка демонстративно продолжала своё занятие, не обращая внимания на клокочущую от возмущения Янку. Тогда она подскочила к девочке и, схватив её за руку, громко потребовала:   

– Я тебя спрашиваю, зачем ты притащила в дом все эти страшные железяки?  

        На этот раз Геля, видимо, решив, что от надоеды так просто не отделаться, встала, повернулась к ней и, демонстрируя жуткие инструменты, принялась терпеливо комментировать:  

– Вот это щипцы для вытягивания кишок, с борта знаменитой пиратской шхуны «Возмездие» под началом капитана Чёрноборода. А это, – она потрясла в воздухе каким-то капканом с длинными иглообразными зубьями, – это коленодробилка из личного арсенала инквизитора Торквемады, – девочка остановилась и выжидательно посмотрела на собеседницу, как бы прикидывая, собирается ли та убираться восвояси. 

        Но убедившись, что зануда продолжает напрягать её своим присутствием, скептически и одновременно сдержанно вздохнула. Отыскав в куче жуткого барахла блестящие, странного вида ножницы, явно хирургического назначения, с загнутыми под прямым углом лезвиями, с вызовом глянув на Янку, неожиданно громко гаркнула:

–  А это вот для чего! – с этими словами Геля воткнула острые лезвия ножниц больше похожие на иглы сразу в два своих глаза. 

        Брызнула кровь и красные ручьи потекли по щекам, обагряя белое детское платьице. Янка, словно ошпаренная, отскочила и заорала благим матом, закрывая ладонями лицо, чтобы не видеть ужасающей картины. Однако, не утерпев, в надежде, что это очередной розыгрыш, заставила себя поглядеть на раненую. 

         Окровавленная Геля, с торчащими из невидящих глаз ножницами, рычала хриплым нечеловеческим клокотанием. Чуть помешкав, она вдруг, растопырив красные от крови руки, медленно пошла прямо на Янку. У той ноги подкосились и отказывались слушаться, ставшие вмиг ватными. Девушка отползала от страшилища не помня себя и лишь тихо поскуливала. Геля подобно Гоголевской панночке из фильма «Вий» слепо шарила по воздуху руками, ища её, наверняка, для того чтобы задушить или сгрызть заживо. Янка ожидала для себя теперь только самого ужасного исхода. 

        Маленькая безглазая ведьма дошла до лежащей, беспомощной от шока девушки, и, нашарив её обмякшее тело ногой, потянулась к ней. Та не могла оторвать взгляда от надвигающейся на неё беды. Наконец, маленькие холодные руки, испачканные кровью, нашли Янкино лицо. Перед тем как лишиться чувств, девушка услышала уже знакомый переливистый детский смех, топот ног, цокот копыт о каменный пол, охи-ахи, громкие и тихие голоса… 

        Откачать Янку от глубокого обморока удалось не сразу. Аминта брызгала ей в лицо водой, но та не приходила в себя. Когда страдалица очнулась в кровати, Агр был рядом.    Как выяснилось, Геля подсунула ей своего двойника, чтобы как следует напугать ненавистную тётку, которая отняла у неё единственного любимого мужчину. Она давно планировала эту инсценировку и только ждала удобного момента. Сама же мерзавка наблюдала происходящее из-за портьеры тут же, в детской комнате, и ухахатывалась. Именно так она напрямую без обиняков заявила прибежавшим на шум домочадцам. Сатирам пришлось отпаивать Янку успокоительным отваром. Немного придя в себя, Янка заметила:

– Согласись, не каждая малышка сможет сделать своего двойника и напугать до полусмерти меня, большую тётю, которая уже много чего на своём веку повидала. 

       На что Агр примирительно сообщил, что Геля непременно будет наказана за свои проделки. Убедившись, что с Янкой всё в порядке, он поспешно вышел из спальни, словно сбежав от неприятного разговора. Янка с тоской и раздражением проводила возлюбленного печальным взглядом. Теперь она утвердилась в своём решении: «Так. Ну, что ж, пришло время лететь во Дворец Подсознания и пробудить все мои воплощения. Дольше ждать – смысла нет. Гелечка наглеет день ото дня, входит в силу и становится неуправляемой». 

 

 

        Янка давно не тревожила своих помощниц и успела соскучиться: по боевой подруге Крепкой Орешке, по лощёной хитрой Диве, но особенно, конечно, по малышке. А вот, пожалуй, разухабистую пьяницу видеть ей не слишком хотелось. Надо заметить, что и раньше, когда Янка только познакомилась со своими воплощениями, она не могла смириться с присутствием развязной матерящейся особы, что пребывала в перманентном состоянии – под мухой. Признать, что эта противная хабалка живёт где-то внутри её собственного характера, Янка не могла. Если стреляющей из базуки воительницей или актрисой на съёмках ванильного сериала девушка ещё могла себя представить, то бомжихой, собирающей объедки, банки из-под пива и окурки, она себя видеть категорически не желала. 

        Но, так или иначе, Его Величество Подсознание выдало Янке в помощницы только такие «версии себя»: вечный внутренний ребёнок, боевая бесстрашная женщина-воин, холёная светская львица и эта опустившаяся алкоголичка. Конечно, черты характеров всех этих воплощений были обострены подсознанием до крайней степени. Вряд ли девушка могла в жизни стать одной из них, пожалуй, кроме десятилетней девочки, которой она была когда-то. Но если подсознание предоставило ей именно такие образы, значит, их черты присутствовали в Янкином характере, хотя бы в зачаточном состоянии.

        Она летела, раскинув руки, из озорства пробивая облачную пену и оставляя в ней сквозные дыры. Впереди из-под сиреневого облака струились стрелами вниз золотистые закатные лучи. Закаты и рассветы на Грани были не такими ярками, как в обычной реальности, но сегодняшний вид был невероятно красив. Лучи щедро позолотили поля и рощицы, а ленту реки ещё и обсыпали мириадами сверкающих блёсток. Внизу под ней в сторону дворца Подсознания летела огромная стая неизвестных птиц. По окрасу и размаху крыльев они напоминали чаек. Куда это они так массово мигрируют? Интересно, а вообще чайки разве летают стаями? Да и море далеко отсюда. Глядя на галдящую стаю, Янка задавалась вопросами, ответов на которые не знала.

        Получая удовольствие от полёта и забыв о птицах, девушка спустилась чуть ниже и помчалась над яркими цветочными полянами. Внутри неё словно прыгали и кувыркались весёлые пузырьки, наполненные счастьем. Этот полёт стал долгожданным отдыхом от семейных проблем. 

        Гора, на которой находился Дворец Подсознания, омывалась рекой Забвения с её вечным плотным молочным туманом. Со всей скорости девушка влетела в прохладную белую взвесь. Густо-зелёные воды морщила мелкая рябь. Будто живые, ползли, клубились над тёмной рекой прохладные облачные сгустки, то проясняя прибрежный пейзаж с плакучими ивами и стайками узких листиков на поверхности воды, то пряча берега, словно занавешивая полупрозрачными шторами. Летя в густой пелене, которую можно было разгонять руками, Янка вспомнила отчего-то бабушкины слова, будто эта река, пересекая Межмирье, становится быстрой и полноводной, падает множеством водопадов и огибает пределы ада.     

        Туман плыл, танцевал, махал нечётко очерченными ивовыми ветками с берегов, клубился и сворачивался в дымные узоры, приветствуя гостью. Сверху дворец Подсознания виднелся ровным чёрным квадратом. Подлетев ближе, можно было рассмотреть его удивительную форму, напоминающую головной убор выпускника американского колледжа, только кисточки не хватает. Дом стояла на горе, словно академическая шапочка, надетая на лысую голову. Выглядел дворец, как мавзолей из чёрного шлифованного камня, строение не имело ни окон, ни дверей. Квадратный вход зиял тёмной неизвестностью, каждый раз возбуждая мысли о бессмертном творении Малевича.

 

 

        Янка приземлилась около устрашающего входа, который всегда был открыт, но каждый раз готовил входящему либо новую тайну, либо сюрприз с предсказанием. И вдруг увидела, что стая птиц, о которой она только что размышляла, образовала на фоне сумеречного сиреневого неба женское лицо. Портрет, словно нарисованный тёмными точками, был вполне узнаваем – на портрете была она сама. Рот на лице менял свои очертания, будто портрет что-то очень ей хотел сказать. Янка повторила за небесным ликом движение губ и у неё получилось: «Пока-пока!..»

        Чтобы не перепугаться больше и не дать задний ход, девушка помотала головой, словно стряхивая наведённый морок. Не давая себе времени на раздумья, зашла в таинственную прохладу мавзолея. За ней с железным лязгом закрылись выдвижные, как в лифте, двойные двери. Оказавшись в кромешной темноте, девушка не испугалась, она уже знала, что будет дальше. Вдоль длинного тёмного коридора по очереди включались огромные голубоватые экраны, на которых начался одновременный кинопоказ.  

        Янка без труда на ближайшем экране отыскала пухленькую девочку в красном коротком пальто в клетку. Вспомнила, что тогда, в десять лет, она сама себе казалась взрослой и модной. Но теперь-то видно – глупая и нос на кнопку похож. 

        Второй была найдена «Крутая Орешка», с её экрана неслись выстрелы и крики, стрекотали вертолёты, беспрестанно что-то взрывалось. Янка с маленькой девочкой даже не успели подойти, как мускулистая воительница с экстремально короткой стрижкой, в военном комбинезоне и с автоматом в татуированных руках выпрыгнула из экрана, не дожидаясь приглашения. 

        На следующем ярком экране была обнаружена Гламурная Дива, что отдыхала от светских раутов на веранде своей помпезной виллы с видом на океан. Она, видите ли, была не накрашена, и поэтому всем пришлось ждать, пока томная дама выйдет во всём блеске и великолепии.

        Затем все вчетвером они бегали от экрана к экрану, но нигде не могли найти последнее воплощение – одутловатую вечно поддатую бомжиху. Наконец, был обнаружен тускло мерцающий экран, который периодически пробивала рябь. На нём с большим трудом просматривалась группа убогих люмпенов, что клянчили милостыню у церковных ворот. Да, это был именно тот антураж, в котором существовало четвёртое Янкино воплощение. Девушка в раздражении спросила у болезных прямо через экран, где их подруга Яна Геннадьевна Стрельцова. В ответ полетело:

– А чё спрашиваешь? Мы чё, в отделении? Пошла на … шалава полицайская!

        Пришлось Орешке пригрозить хамоватым выпивохам оружием, но это мало помогло. Каждый участник компании выдвигал свою версию: померла, загребли на кичу, пырнули ножом в коллекторе, а ещё: нашла себе мужика и живёт теперь у него, а с нами знаться не желает. Было ясно, что все они привычно врут, сочиняя на ходу. Но особенно поразила Янку сообщение запитой женщины в грязном розовом пуховике с фингалами под обоими глазами-щёлками. Та по большому секрету рассказала, что Яся, видимо, именно так в данной компании именовали пропавшую, превратилась в большую и красивую птицу и улетела в небо. А главное, что всё это, мол, произошло буквально несколько минут назад.

– А птица какая была? – вдруг спросила Янка, – На чайку похожа?

– Да-да, – последовал незамедлительный ответ, – именно на чайку! А я ещё думаю, на чё она похожа, а она на чайку, да…

– Да кого вы слушаете? Это ж Глюка с Сулимы, она вам ещё не такое расскажет. Вчера в неё ваще чёрт влюбился, а в еённом кармане зелёные человечки живут. Не верьте вы ей, у неё давно башню сорвало, – тут же отрекомендовали подругу сотоварищи. 

        Экран зарябил, силуэты расплылись, голоса слились, и ничего уже невозможно было разобрать. Наконец, что-то в экране щёлкнуло, и он безвозвратно погас. Янка поняла, что отныне алкогольная зависимость, ей, видимо, больше не грозит и бедняжка Яся навсегда покинула подсознание. А портрет, что сделали для неё в небе неизвестные красивые птицы – прощальный привет от самого неудачного её воплощения. Ничего не оставалось, как отправляться домой – в замок − без забубённой Яси. 

        Но как только они повернули к выходу, в конце длиннющего коридора открылся ещё один экран. Это было небольшое окошко размером примерно в мужскую ладонь. К экрану была прикреплена большая линза, заполненная водой, для увеличения изображения. Это был телевизор КВН образца послевоенной моды. Янка подбежала к нему в надежде, что подсознание готово показать ей что-то важное о будущем. 

        Но на экране шли какие-то старинные чёрно-белые мультики. Свирепый минотавр яростно бился в закрытую дверь. Та отчаянно скрипела, чуть ли не рассыпалась под ударами бычьих рогов, но оставалась непокорённой. Минотавр бился изо всех сил, но никак не мог одолеть преграду. Сколько бы Янка ни стояла перед допотопным телевизором,ничего не менялось. Мультфильмом заинтересовалась маленькая Яночка. Подойдя к экрану, она с затаённым страхом спросила: 

– А что будет, если страшилище выбьет дверь?

– Ты думаешь, выбьет? – обеспокоенно спросила Янка.

– Конечно! Посмотри, после каждого его удара всё больше и больше гвоздики выглядывают.

        Действительно, ребёнок заметил то, что ускользнуло от взрослых. После каждого удара с дверьми происходили едва заметные глазу изменения: между ними и каменной стеной совсем на чуть-чуть, но неуклонно увеличивались щели, из дверных косяков вылезали гвозди, расползались трещины.   

* Олды (ударение на «о») – это сленговое заимствование от англ. слова old – старый. Оно используется подростками для обозначения 1) лиц старшего поколения или 2) старых, вышедших из моды вещей.

 

© Нифонтова Ю.А. Все права защищены.

 

Иллюстрация Александра Ермоловича