В этом году, совершенно для себя неожиданно, я вдруг нашел белые таких размеров и количества – которых не находил уже с середины 10ых. И вспомнилось… Многое вспомнилось тогда. Ведь все наше детство, детство счастливое и безмятежное по всем сегодняшним «параметрам», проходило в лесу, на реке, в засеянных полях, во дворах, уютных и с тысячами лазеек и закутков, на крышах-чердаках, на пустырях, остановленных стройках и даже свалках. Ах, какие были раньше свалки! Мальчишки, как коты, пролезали везде, где только есть дырка – чтобы посмотреть – что там? Вопрос «что там» стоял повсеместно. Мир был огромен. И все вокруг нас – было наше. И поля, и леса, и реки и свалки. Дырка для удобного прохода была в каждом заборе. Да и заборов, в сравнении с теперешним – не было вообще. Кривая карусель, а на ней человек 10! всех возрастов. Девчонки не вылезали из своих «резиночек» и «классиков». Мы резались в «ножички» и гоняли в футбол. Бадминтон, волейбол, просто ворота из школьных рюкзаков и любой мячик, вот прямо с помойки, а то и мешок со сменной обувью. А снежки! какие были баталии по первому снегу сразу после уроков! Выйти из школы не получив по кумполу увесистым снежком было невозможно. Одни забирались на крышу одноэтажного сарая как раз у спортплощадки – мы брали их штурмом, окружали, и скидывали в огромные навалы снега. А царь горы? Ну, это была такая уже февральская игра, иногда в такой грязный снег тебя отправляли носом – что наше почтение. Но зато те считанные секунды «царствования» на горе каждый помнит до сих пор. Но вот уже лезет другой, потом еще, еще, и вот ты уже летишь спихнутый с трехметровой снежной горы прямо к ее слякотному подножию. А сколько мы с гор катались тогда! На чем угодно. На санках, понятное дело, но и на картонках, кусках линолеума, пластика, каких-то железных ящиках магазинных, ну, на заднице – это уж само-собой. Сначала на ногах, как «продвинутый», а потом уже на заднице – как все люди. Ибо доехать на ногах до подножия этой ледяной горы было большим мастерством! Да и то, в теплую погоду, когда лед уже не так скользит. Детворы было очень много. От мала до велика буквально. Была у нас липа, что-то вроде «чердака» Гайдаровского Тимура. Приволочен был на самый верх ее целый диван, ветви, как нарочно шли снизу вверх огромной раскидистой лестницей, а сама липа стояла прямо посреди луга на горке. Так, что издалека мы уже знали – раз ходит ходуном верхушка – наши уже там. Особенно же мы любили, уже и с девчонками тоже, игру в «казаки-разбойники». Разбойники прятались, казаки шли их искать. А искать было широко буквально. Не метры, мои дорогие, а чуть ли не километры этих засаженных горохом-клевером полей, лесополки, овражки, кусты – поди сыщи попробуй, да ведь еще и «разбойники»-то – тоже на месте не сидят. Хоть и «прячутся». И вот, сидишь в засаде, прямо в овсе этом, где-то под боком коростель лупит свои кря-кря, комарами буквально облеплен, сыро уже, хоть и июнь, а «никто не находит», или наоборот ты никого не можешь никак «найти», «не идут разбойники», зря «секрет» здесь поставили. Потом, вдруг – раз – заколыхались кусты-овсы – а, вот вы где, миленькие – хендехох! От пыльного проселка пахнет теплом и каким-то особенным летним запахом – гусятника-травы и самой остывающей пыли. Не засыхающие лужи в низинах дороги как озера, их берега покрыты уже тиной-илом, а внутри лягушки-головастики. Все стрекочет, свиристит, гудит стаей комаров над ухом. И такое на душе счастье и покой – какие бывают только когда ты от земли еще только на метр «поднялся». А то и меньше. А какая громадная «вселенная» ждала нас ночами тогда. Мириады звезд! Мигающие глаза по всему небу, от горизонта до горизонта, и посреди них – Млечный путь своим мерцающим поясом. Ни одного фонаря, какие там «засветки», все небо у тебя на ладони, все небо твое – и ты часть его. И не страшно! Но, в лесу, или у реки – там страшно, конечно. Тогда надо петь песни. Как-то раз я специально пошел «вокруг реки» (у нас было три дороги: вокруг деревни – где поля, по деревне – ну, там даже два фонаря все-таки было, и вокруг реки – между картофельными огородами и самой рекой). Тропиночка прямо по берегу. Река темная, а наверху по ней круги. И то ли звезда мерцает, то ли вообще светляк где-то на траве. И все это тоже как живое. Кто там под этой темной водой? Шуршит осокой. Нет, у воды ночью, как и в лесу – жутковато одному. Песни только и спасают. А в лесу, сидим у костра на самой опушке, огонь вырывает из тьмы лапы ближайших елок, а что там дальше в этом лесу? вот – ухнуло что-то. Или кто-то крадется? Мы даем массового стрекоча в стерню, в поле уже не страшно, в поле из леса этот «ухавший» выйти побоится? А вот на закате кто-то видел лося вдалеке! и вот мы, каждый вечер ходим этим местом и смотрим туда же – не появится ли снова лось? Ну, кабаньими следами не удивишь. А вот и сова, бесшумно села прямо над нами. Не боится огня! Раз – нет уже. И, главное, лист не дрогнул. А стога?! комбайны, когда еще сеяли хлеб! Это же было целое событие – пришли комбайны, косилки. Вот их на ночь так и поставили на краю покоса. Идем смотреть всей деревней. От косилок и комбайнов пахнет жнивьем и маслом, и сами они как будто динозавры с длинными шеями. Все хочется потрогать-посмотреть. Понюхать, запомнить, впитать в самую глубину. А раз, насмотревшись фильмов про войну, решил проверить себя. Пашет дядя Сережа поле. Идет его желтый Дт виток за витком, обращает желтое поле в коричневое, и тьмы чаек и галок за его плугом висят. А перед полем, как и положено, овражек маленький, окопчик. Ну, я залег туда и жду, когда трактор пойдет прямо на меня, а не просто сбоку. И задача такая – долежать до упора, хоть он и развернется в нескольких метрах передо мной все равно, но эти-то метры и важны, понятно, любой дурак посидит в окопчике когда трактор метрах в ста, ты усиди там, когда он в десяти будет. Дядя Сережа мое это дело заметил, подъехал, развернулся, открывает дверь: «Хочешь прокатиться?» На тракторе-то?! Да это же мечта всей жизни сбывается! Сажусь рядом, поехали. Треск, лязг, трясет страсть, а счастье! До сих пор помню. А уж лет сорок прошло с тех пор. Ну, а уж пойти с дедом брать лодку напрокат (или катамаран) – это счастье уже запредельное. Дядя Коля, дает нам весла, ключи от замка на цепи, идем к причалу. Целый день можно теперь бороздить заводи с кувшинками, смотреть, как окунь стайками ходит среди «подводного леса», скрипеть уключинами и дышать тем особым запахом августовской воды. Смесью запаха свежего белья с болотом. Но вот уже снова осень, город, школа. А в городе зимой зато можно еще и фотографии проявлять-печатать. В ванной вкручивается красная лампа. Берутся все реактивы и фотоувеличитель, ванная наливается водой и… Вот, прямо у тебя в руке появляются лица людей, какие-то дома, города, памятники, храмы. Как-то раз мы взяли сразу два негатива, какой-то дом, кажется, и другой – толпа на улице смотрит, как кто-то поет-пляшет. Наложили одно на другое, а потом в проявитель. И получился у нас дом, а посреди его люди стоят в линию, прямо по воздуху, такие, понимаешь, художественные затеи. Ну, и велосипеды, конечно, всех мастей и «лопастей». Кататься умудрялись вечером на деревне, или во дворе, все одновременно. Тут и мы, уже «взрослые», на «Орленках», а вот «Школьник» поехал, что с него взять? а вот уже просто «Бабочки» какие-то и «Малыши», куда их всех понесло? А первое катание на совсем уже взрослом велосипеде «Ласточка-Украина» – ну, это седьмое небо. Одни колеса чего стоят! Они же тебе в рост почти! Крутанул раз – и едешь-едешь, пока на тормоза не нажмешь, сам катится. И запах этой резины, металла, масла и кожи еще. Нет, взрослый велосипед это мечта. А уж если на него еще фонарик на динаме поставить – тут уже – все только облизнутся. Такого ни у кого нет. Вот. Зато есть плоты. Они есть у всех. У кого нет своего плота – тот, значит, девчонка, а не парень. И он не сможет ни в морской бой играть, ни рыбу «ботать» до синих губ. Так себе – будет товарищ. Девочкового типа. Понятно, что ловля окуней и ершей – задача соревновательная. И тут тоже уступить нельзя. Не клюет на удочку – несем подъемник. Черви лучше всего у обладателей «навоза». Это счастливцы. А все прочие ловят на белых здоровенных, как сопли, из под рукомойника. И хрен допросишься хоть одного навозного! Жадины. Тогда можно просто купаться начать. Прямо с мостка солдатиком. И, смотришь, уже все тут же бултыхаются. И начинается водная возня, что длится в июне часами. Пока зуб на зуб не станет попадать. А вокруг все стрекочет, колышется и солнце ужасно ласковое, почему такое солнце только в детстве? Нет, оно не жарит – оно греет. А вода не холодная, а теплая, всего 20 градусов от силы. Но это очень «теплая» вода. Наверное, потому, что ребенок ближе к Богу. Ну, мы уже завоспоминались. И пора закругляться. Суть вот в чем. Мы всю жизнь идем – сначала от себя, а потом к себе. Собственно жизнь так и получается, вроде горки. И на вершине ее мы наиболее далеки от себя самих. Зато видим мир вокруг на сотни верст! Гора – есть гора. Но в детстве и большого сада довольно, чтобы месяц его изучать. И быть счастливее самых счастливых. И, наверное, так и должно быть. Круги да параболы. Волны жизни. По ним «плывем».
К оглавлению...
