ЧАСЫ ОЛИГАРХА И РЕЦЕПТ ЧАЯ С ОРЕГАНО – ДУШИЦЕЙ
Все действующие лица и события этого рассказа выдуманы автором и какие-либо совпадения с реальностью – чистая случайность.
Южно-Российск, 30 декабря, 20-00
Викторович, проверьте, пожалуйста, Вы ничего из вещей у меня в кабинете не забыли? – массажист Гена – сама любезность, – ведь на целый год расстаёмся.
– Да, вроде бы ничего, – я с удивлением уставился на пустую вешалку для одежды и абсолютно чистый приставной столик.
– Ну, тогда всего добр…, нет, вы ещё раз внимательно поглядите, мало ли! – массажист преградил мне дорогу к выходу.
– Геннадий, что с тобой? Досрочно отмечать начал? Насколько я тебя знаю, ты на работе ни-ни и вообще спортсмен, в прошлом.
– Вы правы, – хозяин кабинета виновато понурил голову, – начальство приказало всех клиентов трижды об этом спрашивать. А я только два раза поинтересовался.
– Не понял? С какой стати такая излишняя заботливость? Цену на услуги хотят повысить, что ли?
– Насчёт этого не знаю. Не в моей компетенции, но был у нас на днях прецедент.
Услышав это, я поглядел на свой видавшие виды хронометр «Мade in China. Company without a name» и демонстративно уселся на диван.
– Геннадий! У тебя сегодня ещё клиенты есть?
– Вы последний.
– В таком случае удели мне четверть часа. Расскажи, что у вас тут стряслось? Что за прецедент?
– Викторович, а Вам-то зачем? У Вас, я вижу, часы безынтересные.
– Во-первых, я писатель, и мне новые сюжеты из жизни во как нужны, – я провёл ладонью по горлу, – больше недели праздников впереди. Кому заслуженный отдых, а таким творческим натурам, как моя, самое трудовое время. А во-вторых, что значит – безынтересные? Кому конкретно – безынтересные?
Массажист исчез за ширмой и через минуту появился с термосом.
– Чай будете? На травах полезных. Надо горло промочить. Без этого рассказ не получится. Комок в нём сразу образуется.
Чаёвничать с Геной мне приходилось и раньше. Его фирменный чайно-травяной напиток всегда вызывал восторг. Но на мои многочисленные просьбы поделиться секретом, следовал тактичный, но твёрдый отказ!
– А то! Слушаю, внимательно, – боясь, что массажист передумает, я быстренько открыл свой рюкзак и извлёк оттуда, складную, спортивно-походную кружку и, конечно же, блокнот!
Второе января.
С утра попытался приготовить напиток, подобный Генкиному, получилось не очень. Но тем не менее даже с ним работа над новым рассказом продвигается на удивление быстро. Итак:
Подлинная история, случившаяся в фитнес-клубе «Манго» незадолго до Новогодних праздников.
– Генка, ты уже всё? Отстрелялся? Если да, то хватай манатки и топай отседова, мне акромя твоего, пяток кабинетов убрать надо. А потом ещё цельный час на автобусе трястися до дому, – произнеся это уборщица тётя Зоя, силовым хоккейным приёмом решительно отправила массажиста к двери кабинета.
Однако через минуту догнала его в холле и протянула наручные часы:
– На, забирай. Раззява. И спасибо скажи, а то кинулся бы дома, а их нема. Решил, что в троллейбусе спёрли. Горевал бы.
– У меня машина. Хоть маленькая, но личная, – нехотя огрызнулся Геннадий. В ней бы и искал, если бы мои были. Но увы. Хронометр кто-то из клиентов забыл. Подержи у себя. Может быть, спохватится, приедет. А ты с этого, свой законный магарыч поимеешь.
Двое суток спустя.
Кортеж крутых иномарок, беспрестанно сигналя ворвался на подземную «Манговскую» стоянку.
Владелец сети городских фитнес клубов Армен Вазгенович Аутлев и местный олигарх Силуянов, как и положено, в сопровождении многочисленных телохранителей побежали в комнату «security room».
– Записи позавчерашнего вечера, живо! По всем помещениям! – рявкнул Аутлев.
– Конечно, конечно, хорошо, что не стёрли, мы обычно на третьи сутки, удаляем, но там же видео часов на пять никак не меньше, – затараторил дежурный охранник Вадим.
– Вызывай всех своих, копируй записи, засади за компы! Чтобы через час я уже знал, кто посмел мой «Урод Улисс Нарден» сдуть? (украсть, жарг.) – заорал олигарх, не обращая никакого внимания на стоящего рядом хозяина фитнес-центра.
Полтора часа спустя.
– Отсмотрели всё, – Вадим переминался с ноги на ногу, – нигде Вы их не оставляли, и никто их у Вас не того, не…
– Созывай общее собрание! Немедленно! – Силуянов приподнялся на цыпочки и заглянул в глаза, мастеру спорта и бывшему баскетболисту Армену Вазгеновичу, – будем колоть, до самого пупа!
– Да, конечно. Обязательно. Прямо сейчас и распоряжусь. Каждый напишет объяснительную. Что конкретно в тот день делал, где находился. В конце концов выплатим Вам компенсацию. Репутация клубов, для меня, дороже денег, – согласился Аутлев.
А стоящие рядом помощники уже доставали телефоны и приступали к обзвону сотрудников.
– У нас, в раз-раз-де-вал-ках и мас-сажных камер нет, – еле слышно и заикаясь молвил Вадим, – де-вуш-ки и жен-щи-ны, разве можно…
– Я там бываю голый! – оборвал его олигарх, – что у голого украсть можно? Соображай своей тыквой! Они у меня хоть и водонепроницаемые, но в бассейн я их не бер… Точно! Кабинки! Мать твою! Может быть, я их на полочке…Хотя нет! Это невозможно. У меня же здесь свой персональный шкаф! Как-никак вип-клиент ваш!
Из объяснительной записки Зои Тимофеевны Калачановой (Тёти Зои)
– Ну, я ждала, ждала. Убиралася. За ими, проклятущими, никто не шёл.
Отнесла к себе в гардеробчик. Тамочки у меня поганая химия хранится. Ну, чтобы, значит, чистоту, в вверенных мне кабинетах, наводить. Лоск всякий, для взгляду клиентов приятный. А он у меня не закрывается. Совсем. Замок сломанный, уж второй год, стоит. Витьку, слесаря нашинского, просила, просила, а он, гад, ни в какую! Мол, тренажёры чинить не успеваю, не до твоего шкафа мне. Да и красть у тебя, Тимофеевна, нечего!
Вот я и подумала, отнесу я эту находку в общий ящик. Ну, тот, который под столом на этом ре-ре-ре-цеп-шене, – слово противное, иностранное, не то, что написать, выговорить не могу. Короче. Тамочки лежать! Будь они трижды неладны. Из-за их проклятущих, меня из дома, в законный выходной вытащили. Тьфу на них. Да и кому они сдалися. У всех же таперича телефоны. В которых прям на стекле часы есть. Правда, не тикают. Что очень плохо! Часы ходить должны. А как же иначе?
Силуянов и Аутлев одновременно вырвали из рук оторопевшей девочки коробку из-под обуви и высыпали её содержимое прямо на столешницу ресепшена.
Раскидав в разные стороны, забытые посетителями клуба: новомодные, навороченные наушники, безопасные и опасные бритвы, сотовые телефоны всех известных брендов, они всё же отыскали. Уникальные «Ulysse Nardin Freak». Каталожной стоимостью четыре миллиона двести тысяч рублей!
О том, почему о потере олигарх вспомнил лишь двое суток спустя, и как обходился без своей игрушки, каким способом определял время вип-клиент фитнес-клуба, господин Силуянов, скромно умолчал. Но премию за честность тёте Зое всё же выплатил. В размере годового оклада!
А теперь рецепт: чай с орегано – душицей от массажиста Геннадия (по материалам интернета)
Берём столовую ложку сушеной душицы и заливаем кипятком – пол литра. Желательно использовать посуду, способную хорошо удерживать тепло. Термос – самое то!
Ставим таймер ровно на 35 минут. После чего нашу заварку переливаем в кассу и ставим в духовку. Термостат на 45-50 градусов.
Пьём, не разбавляя, по 100 мл после еды, трижды в день. Либо добавляем по вкусу в зелёный чай.
Орегано способствует очищению бронхов и легких.
УСПЕШНАЯ И ЗАБЫТАЯ (навеяно реальными событиями)
Быть вечно узнанным певцу
По голосу, как по лицу!
Е. Евтушенко
Середина прошлого века. Музыкальное училище имени Октябрьской революции.
Зал заседания приёмной комиссии на дирижёрско-хоровое отделение.
– Ну-тис, абитуриентка, ...э...– пожилой председатель, протёр носовым платком очки и заглянул в лежащий перед ним листок, – Наталья Ароновна, что вы приготовили, мы слушаем.
И совсем неробкая девушка запела хорошо поставленным голосом «Отвори потихоньку калитку» в каком-то своём необычном стиле, аккомпанируя себе на рояле.
«Очередная джазистка. Таким у нас в училище – не место!» – написала на листке бумаге пожилая дама, член приёмной комиссии и протянула его председателю.
Иннокентий Петрович, – зашептала она в ухо мужчине:
– Обратите внимание на её внешний вид. Советские девушки, комсомолки в таких нарядах на экзамен не являются. Одни каблучищи чего стоят. Сантиметров девять, никак не меньше. И где она такие раздобыла? А её манеры пения, это же...
– Во-первых, является только господь Бог, – оборвал соседку председатель, а во-вторых, дайте, в конце-концов, послушать. Мы же набираем студентов на хоровое отделение, и наличие голоса – наипервейшее требование. А у неё он есть! И с этим нельзя не согласиться.
Вечер того же дня.
Иннокентий Петрович окинул взглядом переминающихся с ноги на ногу абитуриентов их мам и пап, а также сочувствующих, просителей и ходатаев. Улыбнулся, снял очки, отодвинул на расстояние вытянутой руки судьбоносный листок, откашлялся и начал читать список зачисленных.
Наташа, успевшая сменить импортные туфли, не наши, советские, сжимала руку, стоящего рядом отца и покусывала губы, но так, чтобы никто этого не заметил.
– Особо хочу остановиться на кандидатуре Врольской Натальи Ароновны. Скажу честно, мнение членов приёмной комиссии не было единогласным, но всё же мы решили девушку принять, но только при условии, что она в дальнейшем досконально изучит книгу под названием «Моральный кодекс строителей Коммунизма» и будет неуклонно ему следовать!
Четыре года спустя. Курорт на Черноморском побережье. Ресторан «Чайка».
Отец Наташи, смахнул с глаза невольную слезу, погладил ярко-красный коленкоровый дочкин диплом, и с гордостью посмотрел на сидящую рядом жену:
– Выросла, совсем взрослая стала. Бог даст, через годик-другой в телевизоре замелькает. Будем с тобой, на старости лет, чёрно-белую дочурку по «ящику» разглядывать.
– Лишь бы муж хороший попался. А то, чего доброго, упрячет наше сокровище в четырёх стенах и вообще запретит о сцене думать. Разве мало таких примеров… – женщина хотела ещё что-то добавить, но осеклась, увидев, как их дочь, весело беседует с оркестрантами, раскладывающими на сцене свои инструменты.
– А сейчас, дорогие гости нашей «Чайки» для вас выступит выпускница, комсомолка, отличница и просто красивая девушка Наташа, поприветствуем, поддержим, – при этих словах, руководитель ресторанного ансамбля, галантно взяв девушку под руку, подвёл её к микрофону. – Что будешь петь?
– Одну из любимых песен восточноевропейских евреев – ашкеназов! Тум-балалайка. Исполняется на идиш.
Ресторан – окаменел. Официанты, нёсшие подносы, застыли как жена Лота при бегстве из Содома, все как один превратившись в соляные столбы. Многочисленные посетители этой точки общепита дружно перестали желать и уставились на сцену.
Отношения огромного Советского Союза и маленького Израиля, в те годы, были не очень, и это ещё мягко сказано.
А из динамиков уже неслось сольное пение Врольской (никто из музыкантов, даже и не думал ей аккомпанировать).
Штэйт а бухэр, ун эр трахт,
трахт ун трахт а ганцэ нахт:
вэмэн цу нэмэн ун нит фаршэймэн,
вэмэн цу нэмэн ун нит фаршэймэн?
Бравый мальчишка, жениться непрочь,
думает, думает целую ночь –
на ком бы жениться, чтоб не стыдиться,
на ком бы жениться, чтоб не стыдиться.
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
тум-балалайка, пой, балалайка,
пой, балалайка, радость нам дай!
Девушка кончила петь, но никто из слушателей не аплодировал.
– Вам не понравилось? – давя предательский комок в горле, еле слышно спросила Наташа.
– Ну, почему же. У вас прекрасный голос, пойте ещё, нам на радость,– к сцене пробрался мужчина с проседью в волосах и протянул девушке невесть откуда взявшийся букетик немного увядших цветов:
– Мне надо с вами побеседовать, вон там мой столик, не сочтите за труд, присоединяйтесь.
– Я здесь с родителями, – с вызовом парировала девушка, отдёргивая руку тянувшуюся к цветам.
– Экая вы…. Недотрога. Я же не против, берите своих родителей, и обсудим вместе ваше дальнейшее будущее.
– Что? Какое ещё будущее? – пришёл на помощь девушке её отец, – кто вы вообще такой?
Незнакомец улыбнулся, полез в карман и протянул украшенный вензелями кусочек картона.
«Руководитель государственного джаз-оркестра, при республиканской филармонии Эдуард Розендаум» – хором прочитали, отец и дочь, впервые в жизни увидевшие диковинную визитную карточку.
Час спустя. Городская набережная.
– Да, как вы не понимаете? Я предлагаю вашей дочери гастроли! Длительные! По всему Союзу! Представляете, сколько певцов о таком только мечтают, пороги филармоний оббивают, а вашей Наташеньке всё, раз, и «на блюдечке с голубой каёмочкой».
– А, ничего, что я иду рядом, к тому же, уже совершеннолетняя. И могу сама принимать решения, это во-первых, а во-вторых, в консерваторию хочу, дальше учиться. И только после..., может быть… на гастроли, – девушка вздёрнула носик и демонстративно отвернулась от Розендаума, скрестив руки на груди.
Руководитель джаз-оркестра, развернул девушку к себе и перешёл на идиш:
– אין דעם קאָנסערוואַטאָרי, קענט איר לערנען אין אַוועק נאָך מוזיק שולע. אָדער, אויב איר ווילט, דעמאָלט גיין צו די אינסטיטוט פון קולטור, צו די קאָרעספּאָנדענץ אָפּטיילונג.
(В консерватории можно учиться заочно, после музучилища. Или если хочешь, то поступай в институт культуры, на заочное отделение.)
Москва. Три года спустя. Концертный зал «Россия». Грим-уборная Натальи Врольской.
Певица понимала, что, на этот раз, выступила ужасно, фальшивила безбожно, не могла сосредоточиться и баялась сама себе признаться в причине всего этого.
Плюхнулась на стул и хотела разрыдаться, но слёз не было. Внутренний голос актрисы «вопил», что она не имеет права «нюни распускать» ибо через два часа очередной концерт. Придут новые зрители, которые заплатили деньги, и не малые, чтобы услышать и увидеть её.
Закусила губу, взглянула на себя в зеркало, кликнула гримёршу, но вместо неё в помещение ворвался Розендаум:
– Ещё одно такое представление и выгоню вот из оркестра! Без всякой жалости! Отправишься петь на одесский «Привоз», в столовую тёти Сони. Там местные рыбаки, свои дни рождения справляют. Вот им, да и то, только после пятой рюмки, всё равно как ты берёшь, ноту до, третьей октавы!
Наташа, услышав это, больше не могла себя сдерживать и дала волю слезам. Ревела от души, по-бабьи, отталкивая руку руководителя, который бросился её утешать и неловко начал гладил по волосам.
– Ну, ты это чего? Сама же знаешь, тебя заменить некем. По всей столице афиши с миловидным еврейским личиком расклеены. Тебя же с них, пацаны вырезают и у себя дома на обои наклеивают, и вообще у меня для тебя новость, вернее, даже две.
– Какие? – певица рукавом вытерла слёзы и повернулась к мужчине.
– Мне тут, намедни… – Эдуард тянул время, вглядываясь в всё ещё заплаканное лицо девушки, – в общем на одном из наших концертов побывал Ян Грекель….
– Ну, не томите, – торопила его Наташа, – и что? Ему моё пение понравилось?
– Обратил внимание. Заметил. И… позвонил…. – Розендаум улыбнулся, – он предложил твою кандидатуру, для исполнения его песни «Любовь – меридиан земной», в снимающемся фильме «Женщины Страны Советов», и тебя завтра ждут в студии звукозаписи.
– Ой. Уже завтра. Но я же ни текста, ни нот не видела. Как можно?
– Не дрейфь. Тебе во всём, будет помогать, наш гитарист Сашка Логданович. Он тоже по тебе сохнет, но боится подойти и признаться. Я вам что, сваха, с Молдаванки. Вместе работаете, а друг от друга отлетаете, как магниты одной полярности.
После премьеры кинофильма песня стала популярной, звучала почти из каждого окна, а исполнительницу стали приглашать на радио, и сборные концерты, в большой Дворец съездов.
Музыкальные редакторы центрального телевидения быстро сообразили – песни в её исполнении, почти всегда становятся шлягерами, их, с удовольствием поют во всех концах огромной страны и заваливают просьбами передачи «В рабочий полдень» и «Концерт по заявкам».
Но Наталье купаться в людской славе было некогда, она впервые, в своей жизни уехала за рубеж. Госконцерт решил отправить её на международный конкурс вокалистов в братскую Румынию.
Вернулась оттуда в звании дипломанта и тут же накатала заявление об увольнении, по собственному желанию.
С математикой у неё всегда было всё в порядке. Посчитала, что находясь в «свободном плавании» сможет зарабатывать много больше прежнего. Новые знакомства это гарантировали. Деньги были очень нужны. Они с Сашей решили, что свадьбу организуют самостоятельно, без помощи родителей и такую, чтобы «чертям жарко стало».
Но уйти «по-хорошему» из джаз-оркестра не удалось. Эдуард Розендаум не хотел терять талантливую солистку. Подключил прессу, нажал на знакомых, в республиканских структурах власти. Пришлось отработать положенный по закону месяц.
Отправилась, со ставшим ненавистным коллективом, на гастроли в Одессу. Затем её, обманом заманили, на левые концерты в Харьков и Ростов.
Сотрудники УБХСС об этом узнали, возбудили уголовное дело.
– Наталья Ароновна Врольская, – пожилой следователь заглянул в лежащую перед ним папку.
– Да, – комкая платочек и натягивая на колени подол короткого платья, еле слышно промямлила певица.
– В таком случае перейдём сразу к делу. Отвечайте быстро и по существу! Сколько вы получали за свои выступления в городах юга страны?
– Как и все. Согласно, тарифной сетке восемь рублей. Но, я всегда пою двух отделениях, поэтому, ставка удваивается. Перед этими гастролями написала заявление об уходе из коллектива, отрабатываю положенное, пока мне замену найдут. По графику у меня за месяц – десять концертов, а потом, – затараторила Наташа, боясь, что её перебьют и она, вдруг, окажется в чём-то виноватой.
– Вам замену трудно найти, если вообще, возможно, – ухмыльнулся следователь, – деньги как получали? В ведомости расписывались?
– Да я толком ещё ничего и не получала, только аванс выдали, сорок рублей. Розендаум сказал, что потом выплатит всё что положено, плюс за неиспользованный отпуск...
– Врольская! – прорычал хозяин кабинет, – я задал конкретный вопрос! Лично вы за полученные деньги где-нибудь, расписывались?
– Не-а, – с трудом выдавила из себя певица.
– Почему?
– Так ведь не дали, эту, ведомость. Перед началом моего выступления сунули четыре десятки, и всё. Сказали, потом при полном расчёте, за всё сразу…
– Ну и хорошо, что не расписывались. Просто замечательно, благодари своего еврейского бога Яхве, – следователь впервые улыбнулся, – ступай, пой дальше. И пригласи следующего.
– Как? Совсем? – Наташа заморгала глазами.
– Конечно. Ножками. Или мне конвой вызвать? Чтобы он вашу знаменитость до выхода из здания сопроводили?
После перенесённых потрясений, допроса и очных ставок у певицы стал пропадать голос.
Врачи-логопеды разводили руками, выписывали таблетки и микстуры. Ничего не помогало.
Но Яхве и на этот раз не отвернулся от Врольской. Жених, гитарист-Сашка, через знакомых, своих знакомых, раздобыл редкое заморское лекарство. Заплатить за чудо таблетки пришлось деньгами, отложенными на торжественное бракосочетание. Но они того стоили. Профессиональная карьера певицы была спасена.
В скорости скромную свадьбу всё же, сыграли. Пригласили лишь самых близких, зато обязанности тамады взял на себя, известный всей стране, Майк Гермес.
Как и положено, через девять месяцев музыкантов было уже трое. Сын Мишка, орал так, что ни у кого не оставалось сомнений Пласидо Доминго, вместе с Хосе Кареросом вскорости придётся потесниться.
Молодая мама не отказывалась ни от какой работы, по первому зову уезжала «к чёрту на кулички» на гастроли, участвовала в любых концертах, не вылезала из студий, записывая песни к многочисленным кинокартинам.
Все гонорары шли на уплату взносов на кооперативную квартиру. Александр точно копил на свою мечту, автомобиль – шестую модель «Жигулей».
Несмотря на пришедшую славу, оба совершенно бесплатно выступали перед пенсионерами, учителями, ездили с шефскими концертами в военные гарнизоны.
Три года спустя.
Судьба-зебра, как ей и положено, в один, совсем не прекрасный день повернулась к певице своими чёрными полосками.
Наталья, не сдержалась, и на оскорбительные шуточки в отношении пятой графы в её паспорте, вдрызг разругалась со всемогущем председателем Гостелерадио. Отныне, дорога на подведомственные ему объекты для женщины была закрыта, заколочена и законопачена!
Пришла домой и разрыдалась на плече у супруга.
В тот вечер, впервые в их квартире прозвучала страшное слово – ЭМИГРАЦИЯ.
Через несколько месяцев по радио объявили о начале Всероссийского конкурса артистов эстрады.
На семейном совете после жарких дебатов пришли к соглашению – Наташа просто обязана участвовать!
Долго выбирали конкурсную песню. Наконец, остановились на сложной в исполнении «Я без вас не могу, ежечасно думаю о вас», из репертуара певца первой величины.
Заполненные до отказа зал рукоплескал. Однако петь на бис регламент соревнований не позволял, да и радость певицы быстро сменилась грустью.
– Я подслушал совещание членов жюри. Твою кандидатуру во второй тур решено не пропускать. Не хотят неприятностей, от сама знаешь кого, – Александр обнял и нежно поцеловал жену, – ничего, где наша не пропадала, прорвёмся. Какие наши годы!
Судьба-зебра никак не желала поворачиваться к чете Логдановичей своими белыми полосками.
Пол года спустя Наташу прослушивали на состязании по отборке кандидатур, которым будет доверено представлять СССР на песенном фестивале в Германской Демократической Республике.
– Понимаешь, дочка, – поймав её в фойе, оправдывался старичок, член отборочной комиссии, – нам исполнение очень понравилось. Дружно приняли решение включить твою фамилию в список участников фестиваля, но вот читай сама, – он протянул Наталье короткую телеграмму, напечатанную на красном бланке.
«Немедленно исключить! Министр культуры СССР»
Александр, узнав об этом, решил разыскать и по-мужски поговорить с сочинителем телеграммы. Ходил по различным кабинетам огромного ведомства, но никто не мог (или не хотел) ответить на простой вопрос – кто конкретно подсунул телеграмму на подпись министру.
Вечером за чаем страшное слово – ЭМИГРАЦИЯ, прозвучала во второй раз.
Из информационного сообщения радиостанции «Голос Америки».
«В одиннадцать часов утра в приёмную председателя Президиума Верховного Совета СССР вошли двадцать четыре советских еврея, которые отказались уходить до тех пор, пока им не дадут разрешение на выезд в Израиль. Разрешение дали – к большому удивлению еврейских активистов. По всей видимости, Кремль хотел использовать еврейскую эмиграцию как рычаг давления на исламские страны...»
Конец семидесятых годов прошлого века.
Семейство Логдановичей, с огромными трудами, но всё же смогло добраться до города Большого яблока.
Вторая жизнь начиналась так же тяжело, как и первая. Александр работал с утра до вечера. Надо было кормить семью, платить за съёмную квартиру, дать образование сыну, и главное – изыскать возможность любимой Наташе начать новую певческую карьеру.
И судьба-зебра их услышала. Повернулась-таки своими белыми полосками, ибо любовь двоих людей обладает воистину огромной силой.
Для начала Александр смог создать, пусть и маленький, но всё же свой собственный бизнес. А Наташа, на удивление знакомых эмигрантов, вдруг начала писать собственные песни. Более того, отыскала спонсоров и выпустила свой сольный диск «Из СССР в США». За ним последовал другой. «Любовь безумная стихия». Независимые критики единодушно разразились восторженными рецензиями.
– Саня, ты представляешь, – супруга закрыла руками пылающие щёки, – На Нью-Йоркском радио мою «Безумную стихию» ставят сразу после Майкла Джексона. Она уже вторую неделю в топе.
– Это успех. Мы их сделали! – муж обнял свою половинку и оторвал от пола, – у нас получилось! И без помощи Гостелерадио СССР!
– Пусти, медведь! Раздавишь. Кто тогда будет записывать альбом на русском языке.
– Ты, что? Совсем сблямзила? На русском? Да кому он здесь, за океаном нужен? – Саша с трудом удерживал себя, чтобы не наговорить грубостей, – это же прямой путь к провалу. Здесь это запросто. Один неверный шаг и ты посудомойка в местной забегаловке. Оно тебе нужно?
Два года спустя.
Наташа от своей мечты не отказалась. Диск, с песнями на русском языке, увидел свет и был быстро распродан. Его покупали не только соотечественники, но и американцы, и даже жители соседних латиноамериканских стран.
Девяностые годы прошлого века.
Наталья Ароновна прилетела в совершенно другую Россию.
Села в первый попавшийся автобус. Проехала несколько остановок. Бродила по улицам городка Домодедово, никем не узнаваемая.
– Раньше проходу бы не дали, автографы требовали, а нынче забыли. Новые имена, молодые певички, у всех на слуху, – вертелось у неё в голове.
И вдруг, из открытого окна старого обшарпанного общежития полились звуки Тум-балалайки в её исполнении.
Остановилась. Заслушалась, вспоминая молодость.
– Врольская, Наталья Ароновна, вот вы где? А мы вас в аэропорту обыскались. Весь зал прилёта на уши поставили, – вернул её на грешную землю красивый баритон.
Женщина обернулась. Рядом стоял импозантный мужчина с большим букетом в руках.
– Нам надо спешить. До начала всего несколько часов осталось.
– Чего начало? Куда спешить? Ничего не пойму. Объясните толком, – певица машинально взяла протянутые ей цветы.
– Как? Разве вы не получили нашу телеграмму? Странно! Вы же приглашены в соседний областной центр! Вас избрали почётным членом жюри конкурса «Певческий базар»...
Мужчина ещё что-то говорил, указывая рукой на стоящий поодаль представительский Мерседес.
Она его не слушала, вспоминала совсем другую телеграмму:
«Немедленно исключить! Министр культуры СССР»!
ЗАГАДКА КЫМГУТА (навеяно реальными событиями полувековой давности)
(Все действующие лица их имена и фамилии – придуманы автором)
Семидесятые годы прошлого века. Середина осени.
Борт самолёта ИЛ-62 выполняющего рейс по Маршруту Южно-Российск – Красноярск.
Советник юстиции третьего класса Маргарита Крулевская посмотрела на своих попутчиков. Справа, у окна, сидел седовласый мужчина, в роговых очках, по всей видимости, бывший геолог или преподаватель ВУЗа, слева спал спортивного телосложения парень.
– Достать папку и приступить к изучению документов, лететь ведь ещё ого-го сколько. Можно всё наизусть выучить, – пронеслось у неё в голове, – вдруг ненароком, начнут подглядывать, а в папке все материалы под грифом «Совершенно секретно».
Марго откинула спинку кресла, закрыла глаза, попыталась заснуть, но события сегодняшнего утра напрочь отгоняли не то что сон, но даже простую дремоту.
– Крулевская, сколько времени тебе понадобится на сборы, – прокурор области оторвался от чтения бумаг и сняв очки в дорогой импортной оправе, посмотрел на подчинённую.
– Не знаю, смотря на сколько дней уезжать, и куда, – Маргарита переминалась с ноги на ногу, осознавая, что намеченный на вечер поход в театр, скорее всего, накрылся медным тазом.
– На Север и надолго. Твоя кандидатура одобрена и включена в группу по расследованию массового убийства. Всё как ты любишь. Сплошные загадки.
– Надеюсь вылетать не сегодня? – с надеждой в голосе промямлила Маргарита, – и почему именно я? В нашей конторе есть люди и по опытней…
– Ты одна у нас, бессемейная, вот как только выйдешь замуж, так я сразу же начну спрашивать разрешения у твоего мужа, можно ли тебя посылать к чёрту на рога или нет, – в голосе хозяина кабинета зазвучали стальные нотки, – а пока, кругом марш, машина внизу уже ждёт, до вылета осталось три часа, материалы изучишь по дороге.
– А командировочные? Как же без них? – переборов робость поинтересовалась Марго.
– На кой ляд, они тебе в тундре? Там давным-давно коммунизм. Всё общее и бесплатное. Ступай, не теряй время. И не вздумай опоздать на рейс. Следующий, в эту тьму тараканью, только через неделю будет.
Там – прокурор ткнул пальцем в потолок, этого не поймут… и не простят ни тебе, ни тем более, мне!
Крулевская открыла глаза и решительно нажала кнопку вызова стюардессы. Марго очень редко пользовалась привилегиями, которая давала ей ярко-красная корочка с золотым тиснением «Прокуратура СССР», но сейчас как раз был такой, исключительный случай.
– Найдите мне место в салоне, где я могла бы изучать важные документы без посторонних глаз, – прошептала она, демонстрируя волшебную картонку.
– Но самолёт полон, свободных мест нет, рейс-то не ежедневный, прямой и дальний.
– В таком случае проводите меня, на откидное кресло, за кабиной пилотов, или в хвост самолёта. И поверьте это не моя прихоть, это моя работа, – перебила её женщина, решительно поднимаясь со своего места.
Минуту спустя, расположившись на маленьком откидном сиденье, Крулевская, достав из сумки папку – «Дело», разбиралась с текстом. Перед глазами запрыгали трудно читаемые каракули, объяснительной записки, написанной проводником – ненцем Вадё Вайнутовым.
За две недели до описываемых событий. Полуостров Таймыр. Поздняя осень.
В тот день погода была вполне лётная. Старенький вертолёт, выделенный в распоряжение топографической группы, согласно лётному заданию вылетел в район озера Гобаз.
Двое картографов Вениамин Кудрин и Сергей Парамонов работали с картами, наносили объекты и ориентиры, изучали с воздуха и описывали малоизученную местность. Два лётчика, попеременно следили за курсом, проводник ненец, знаток местных земель Вадё Вайнутов пытался что-то говорить, но из-за шума винтов его совсем не было слышно.
День клонился к закату, когда ручка управления осью основного винта вертолёта вышла из строя.
– Отказала гидравлика, – крикнул лётчик и направил непослушную машину вниз.
Посадка получилась жёсткой. Но выжили все, и за исключением многочисленных ссадин, да разбитых носов, не получили каких-либо увечий.
Минут пять все радовались, тому что остались живы.
Кое-как выбрались из покорёженной машины, но вернуться в неё, забрать тёплые вещи и сообщить по рации о постигшей их беде, уже не смоги.
В салоне вертолёта вспыхнул сильный пожар.
Люди растерянно озирались по сторонам. Во все стороны на сотни километров, не было ни одного посёлка или хотя бы стойбища местных оленеводов.
Рация сгорела, тёплая одежда, запас продовольствия – всё сгорело за несколько минут.
Никакого оружия они с собой не брали, да им его никто из руководства и не предлагал.
Лишь один Вайнутов был одет по погоде, ибо ненцы свои кухлянку не снимают ни холодной зимой, ни относительно тёплым летом.
Ноги лётчиков оказались обутыми в унты. На Венеамине и Сергее, кроме лёгкой спецодежды – хлопчатобумажных комбинезонов, никакой другой одежды не было.
Их утеплённые куртки остались в вертолёте и сгорели вместе с НЗ .
Прошло несколько дней.
Люди по очереди надевали ненецкую кухлянку друг другу, чтобы согреться. Но это почти не спасало. Костёр из ягеля давал очень мало тепла и дыма, а деревьев, даже самых хилых в этом месте тундры не оказалось. Поэтому на то, что с самолёта кто-то разглядит их дымовой столб, надежды было мало.
Ночевали внутри обгоревшего вертолёта. Но ночные заморозки не давали людям возможности как следует выспаться. Силы людей были на исходе.
С каждым днём погода становилась всё хуже и хуже. Со дня на день должен был выпасть первый снег.
Далеко от вертолёта решили не уходить. Понимали, что заменить его останки с воздуха всё же гораздо легче, чем маленькие фигурки людей, затерявшихся где-то в бескрайней тундре.
С раннего утра и до темноты вся команда была занята сбором местного урожая – кругом было полным-полно брусники, морошки, и грибов. Вадё утверждал, что они вполне съедобные.
Ненец учил лётчиков и картографов ловить леммингов . Получалось плохо. Несколько пойманных за день зверьков не могли утолить голод пятерых мужичин.
Слава Богу, заядлыми курильщиками были все, без исключения, и коробков со спичками было достаточно.
По очереди поддерживали едва тлеющий костёр. В этом участке тундры деревьев не было совсем, даже низкорослых и чахлых, следовательно, не было и дров. С большим трудом удавалось кипятить воду, в большой алюминиевой кастрюле, случайно обнаруженной в сгоревшей машине.
Утром на землю опускался сильный туман. Однажды они услышали доносившийся сверху шум работающих двигателей низко летящего самолёта. Но увидеть его не смогли, понятное дело, из-за плотного тумана не увидел их и лётчик.
Все, кроме проводника, пришли в отчаяние. Предлагали собрать все имеющиеся съестные припасы и, используя компас, двигаться к ближайшему посёлку.
– Однако, много лун идти нада. Завтра снега падать будет, сапсем холодна станет. Костра, в дороге, нет, еды – нет, большой АМБА приходить, всем сразу амба будет, – Вайнутов, сидел на сломанном вертолётном винте и спокойно набивал табаком свою трубку.
– И здесь амба и в походе амба! Выходит, везде нам амба! Если ты такой умный подскажи, что в таком случае твои земляки делают? Как выживают? – горячился Парамонов.
– Вадё сильно не умный. Он шибко глупый! Зачем сколько дней сидел?! Чего ждал?!
Скоро вон то болото сильно – сильно замерзать будет. Тагда кымгут найти нам нет!
Нада было сразу после вертолёт бум, на болото ходить. Кымгут брать! Сила иметь. Жизнь хороша иметь! С собой его брать, далеко до стойбища уходить. У оленеводов рация брать. Помощь просить. За нами новый – целый вертолёт послать. Шибко много сгущёнки и водки привозить. Все праздновать! Не найдём кымгут – подохнем, сопсем, навсегда!
И не дожидаясь ненужных вопросов, проводник поднялся с места и поспешил в сторону небольшого болота, успевшего уже покрыться тонкой коркой льда.
Четвёрка мужиков, не сговариваясь, поспешила за ним.
Дойдя до берега, Вадё остановился у кромки воды и подождав, когда лётчики и картографы подойдут поближе, продолжил свою «лекцию»:
– Кымгут всегда берегут духи! Иначе никогда не бывает! Потому, что в том болоте, где есть кымгут, стоит хагдун, или по-вашему, дом самого Духа Большого Оленя. И он есть главный, кто помогает человеку выжить!
Другие духи тоже помогают. Но плёхо и редка!
Их за эта можно плёткой стегать, и в бальшой костёр бросать!
Духа Большого Оленя никогда нельзя!
Всё! Хватит язык студить! Нада искать кымгут. Как толька болото сильно мёрзнет, дух Большого Оленя ушёл крепко спать, на всю зиму. А мы садиться и смерть ждать!
На поиски спасительного чуда ушёл весь день, лишь поздно вечером, уставшие и измученные люди смогли вытащить из болота нечто, не имеющее названия в русском языке.
Борт самолёта ИЛ-62 выполняющего рейс по Маршруту Южно-Российск – Красноярск.
Бортпроводница легонько тронула Крулевскую за плечо:
– Извините, что отрываю вас от чтения, но наш самолёт идёт на посадку. Пожалуйста, вернитесь на своё место и пристегните ремень. Таковы правила. Их должны соблюдать мы и пассажиры, и члены экипажа.
Марго не сразу поднялась с места. За несколько часов полёта затекли ноги. Пошатываясь, пошла по салону, размышляя о том, что через несколько часов ей опять придётся подниматься в небо и лететь на самолёте местных авиалиний на самый край света, к студёному Ледовитому океану.
Прокуратура Долгано-ненецкого автономного округа. Сутки спустя.
– Очень рад вашему приезду, люди с большой земли для нас всегда желанные гости, – руководитель следственной группы Ючи Ябтунэ хотел было обнять Маргариту, но передумал и предложил ей стул:
– Скажу сразу допросить ни Вайнутова ни выжившего Паромонова вам, пока, не удастся.
– Почему? – Крулевская от удивления округлила глаза. Ведь, насколько мне известно, проводник жив и здоров.
– Всё верно. Но он сейчас в «лапах» наших тюремных медиков. Возят по лучшим больницам города. Берут биопсию его печени, ну и конечно, – полное медицинское обследование. А Сергей всё ещё в реанимации. Очень слаб, но организм молодой, выкарабкается. На всю жизнь запомнит, что такое кымгут и с чем его едят, – Ючи улыбнулся собственной шутке.
– И чем же вы прикажете мне заниматься? Зря я что ли, из одного конца страны в другой добиралась? – с вызовом в голосе произнесла Марго.
– Ну, посылать вас в чумы, допрашивать земляков Вадё бессмысленно. Во-первых, они очень плохо говорят по-русски, да и ничего вам не расскажут. Потому как во-вторых – вы для них чужая, пришлая.
Поезжайте в авиаотряд, пообщайтесь с ними. Хотя, если честно, после пожара на борту вертолёта, найти причину его падения совершенно невозможно. Или, вот что, отправляйтесь в медицину, то есть к врачам. Мне кажется, это как раз по вашей части. Яды, там всякие, которые на одних действуют, а на других – нет.
Покинув местную прокуратуру, Крулевская отправилась в городскую библиотеку, перерыла там кучу литературы, делала пометки, но точного ответа на мучащий её вопрос так и не нашла.
Уже вечером добралась до криминалистического отдела. И к своей радости, обнаружила, что, несмотря на, поздний час там кипела работа.
Ознакомившись с предварительными результатами, с трудом добрела до своей гостиницы, благо она находилась всего в двух кварталах от окружной прокуратуры.
Не раздеваясь, но всё же успев, из последних сил завести будильник, рухнула на кровать и провалилась в царство Морфея.
Ей снились низкорослые и проворные жители Севера, с лассо в руках, гоняющиеся за огромном, огненно-красным, оленем.
Из протокола допроса Вадё Вайнутова.
Проводник: – я сильна виноват. Ошень. Забыл пообещать Духу Большого Оленя на место, взятого кымгута, новый нести, больша прежнего. Я забыл. Ошень кушать хочется, било. Ночь пришла. Ветер, снег. Я быстрее с болота ухадить. Важное слово не гаварить. За это дух сильно серчать. Хароших людей наказал! А нада меня!
Крулевская: – откуда на болоте появился этот кымгут. Кто его туда принёс и когда.
Проводник: – ненэй ненэч, по вашему будет – настоящие люди. Оленеводы. Они харашо знать, что вожака в оленьей стае надо иногда менять, пока не сопсем старый стал. Хароший ненэй видит, что главному оленю стаи уже пора. Тогда его за рога ловить и отдельно помещать. Несколька дней ничем не кормить. Никакой корм нэ давать. Что бы у зверя в животе никакой остаток пища не бил. Затем к болоту ведут и там душить, но так, чтобы его шкура не повредить. Целая должна бить. Потом тушу топить в болота. Сверха торф класть и мох. Что би никакой хищник запах оленя не учуял.
Если галодный ненэй или другой человек по тундре ходить и находить кымгут, то, канешна, может его есть, но по наш обычай должен скоро готовить, заготовить новый и на прежнее место положить. Для других – галодных.
Крулевская: – вы в болоте это нашли, вытащили, что было дальше?
Проводник: – вай, я столька раз это тваим друзям в пагонах гаварил, язык балит. У них бери и спрашивай.
Крулевская: – поймите меня правильно. Я сюда с берегов тёплого Чёрного моря прилетела, чтобы разобраться во всём. Ведь сейчас получается, что вы, каким-то образом подсыпали лётчикам и картографам яд. Трое из них умерли, один в реанимации, между жизнью и смертью находится. По закону нашей страны вы совершили чрезвычайно тяжкое преступление…
Проводник: – какой такой преступлений? Зачем Вадё хароших лудэй жизня лишать? Один в тундра оставаться?
Крулевская: – вот и вспомните, во всех подробностях, что произошло после того, как вы съели кымгут?
Проводник: – русские сначала нос воротить. Запах для них плёхо. Но потом, нос зажимать и кушать. ели, ели, ели – многа. Потом все – спать.
Утром солнце вставать. Мои друзья – сознания, нет. Начали сапсем помирать.
У меня бубна нет, как духов задобрить? Кастрюля хватал! В неё бил. Сильна. Я же не шаман! Как умел, так и камлал. Духа Большого Оленя на помощь звал. Он не приходить, а вертолёт военный слышать и прилетать! Меня и Сергея, мало-мало живого, спасать, остальных уже – нет!
Неделю спустя. Кабинет руководителя следственной группы Ючи Ябтунэ.
– Итак, уважаемые товарищи, давайте подводить итоги. Мне Москва уже раз пять звонила. Интересуются, что да как. С кого начнём.
Марго словно ученица подняла руку:
– Прежде всего, я предлагаю переквалифицировать обвинение Вадё Вайнутова со статьи сто третьей, в сто шестую. Он ведь не знал, как на организм европейцев подействует этот болотный «деликатес».
– Нам с раннего детства старики твердят, что нашей оленьей консервацией угощать пришлых нельзя. Духи за это сильно карают, – буркнул Ючи, но, тем не менее, я с товарищем Крулевской полностью согласен. Никакого умысла в действиях обвиняемого – не усматриваю.
С места поднялся пожилой человек, в хорошем импортном костюме:
– Позвольте, я вам зачитаю телеграмму, час назад с Лубянки получил. Надеюсь, подписку о неразглашении гостайны все присутствующие подписывали?
«Проведёнными исследованиями установлено, что у любого представителя северного народа в печени содержится фермент, разрушающий трупный яд. Он выработался эволюционным путём и формируется в ходе онтогенеза. Новорождённым дают вместо соски кусок мяса, зачастую тухлого. Потом приучают к оленьей крови, следующий этап привыкания к ядам – кымгут. Постепенно в организме формируется устойчивость к птомаинам.
Дело об отравлении передать в центральные органы КГБ. Подследственного Вадё Вайнутова незамедлительно этапировать в Москву.
Через полгода проводника осудили – за «случайное убийство путём отравления». Условно!
А ещё через несколько месяцев судимость сняли с формулировкой «За оказанную помощь советской науке».
«Совершенно очевидно, что копальхен (кымгут) обладал огромной энергетической силой и массой нужных для организма микроэлементов. Иначе трудно объяснить, почему одного небольшого куска копальхена хватало на то, чтобы морской охотник целый день мог провести на морозе в дрейфующих льдах Ледовитого океана, не испытывая голода, упадка сил».
Юрий Рытхэу «Эссе о Чукотке».
МАТРЁНА – ДОЧЬ ТОГО САМОГО! (на основе реальных событий)
Всю свою жизнь она представлялась как Мария, обижалась, когда её именовали иначе.
Однако доподлинно известно, что отец с матерью, крестьянкой Прасковьей Дубровиной нарекли её – простым русским именем Матрёна.
Она была дочерью того самого, последнего царского фаворита!
И тень почти что всемогущего отца сопровождала, следовала рядом с ней, по всему непростому жизненному пути.
Европа. Тридцатые годы прошлого века. Цирк шапито Братьев Ринглинг.
Вот уж какой день подряд разношёрстная толпа штурмовала кассы.
– Сегодня у нас опять аншлаг, – радовался старик-кассир, передавая пачки мятых купюр, крупному мужчине, отставному офицеру, работающему Шпрехшталмейстером и, по совместительству, инкассатором.
– Ты думаешь, они на тигров, приходят поглядеть, – ответит тот, пряча выручку, – этого добра в каждом цирке, немногим меньше чем свор дрессированных собачек. Все они хотят лицезреть самую настоящую человеческую львицу, родную дочь того самого, безумного монаха, о похождениях которого, вот уже полтора десятка лет болтают во всех тавернах, пабах и салонах на двух континентах.
В подтверждение своих слов Шпрехшталмейстер вытащил из тубуса и прикрепил на дверь, пахнущий типографской краской плакат.
«Сегодня и все последующие дни, только на арене нашего цирка бесстрашная дочь легендарного мистика и пророка, чьи подвиги в России удивили весь мир».
Крохотный вагончик, он же – грим-уборная укротительницы.
Уставшая женщина, облачилась в, видавший виды, цирковой костюм, посмотрела на себя в тусклое зеркало. В голове пронеслась мысль:
– Что заставляет меня, каждый вечер рисковать жизнью, входить в клетку к этим хищным животным? И как бы сложилась моя жизнь, не будь я дочерью, того, самого?
Взглянула на часы. До её выступления, во втором отделении оставалась уйма времени.
Налила из термоса крепкого кофе, опустилась на узкую тахту, сняла с полки альбом, с семейными фотографиями, и предалась воспоминаниям.
Вот пожелтевшее фото, самой большой (двухэтажной!) избы, в далёком селе Покровское, который выстроил, для жены и семерых деток отец, после чего отправился паломничать по святым местам.
Рассказывал, что добрался аж до горы Афон, той что находится на полуострове Халкидики, в Греции.
(Она тоже хотела туда съездить, но вовремя спохватилась, узнала, что женщин туда не пускают, будь ты хоть королева Великобритании!)
А батюшка благополучно добрался до гроба господнего, в Иерусалиме,и уж после этого поворотил назад, в Россию. Недолго пожил в Киеве, и Казани. Знакомился с тамошними служителями церкви, монахами и даже странниками. Наконец, устал от скитаний и осел в столице империи.
В родное Покровское приезжал редко. В один из таких визитов случилось ужасное.
На неё, тогда ещё десятилетнюю девочку напал отчим подруги и хотел снасильничать.
Но бог этого не допустил, отец оказался поблизости. Завязалась драка. Батюшка получил удар топором по голове, (после чего лечил сотрясение мозга), но её от поругания спас!
Кое-как оклемавшись заявил домочадцам, что принял решение навсегда переселиться в столицу. Помнится, мама приняла новость с поистине христианским смирением.
Уезжать наотрез отказалась, но дочерей её и сестру Варвару, перекрестив, отпустила.
Укротительница закрыла глаза и погрузилась в полудрёму. Перед закрытыми глазами проплывали картинки первого в её жизни путешествия на поезде, да ещё в отдельном вагоне.
Обед им приносили, облачённые в сверкающие мундиры официанты. Таких изысканных блюд она никогда раньше, в своей жизни, не пробовала.
По приезде в Санкт-Петербург отец стал делать из дочек настоящих «барышень»: приглашал в дом лучших педагогов, запрещал самостоятельно что-либо стряпать, в театр разрешал ходить только в сопровождении взрослых, категорически запрещал общаться с мальчишками – сверстниками.
Обходили эти секреты, как могли. Гуляли по Невскому, останавливаясь у каждой витрины, делали вид, что изучаем выставленные там товары, а на самом деле использовали их как зеркала, разглядывая и оценивая идущих следом юношей.
Женщина открыла глаза, отхлебнула остывший кофе и перевернула очередную страницу в альбоме. Погладила очередную, пожелтевшую фотографию.
Припомнилось, как они с сестрой плакали, уткнувшись в подушки, однажды подслушав разговор двух светских дам:
«Обе его дочки слишком полноваты и неряшливы для светских дам. Как бы сказали сейчас, можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки – никогда!»
Очередная фотография запечатлела их первый приезд в императорский дворец.
Тогда дети царя казались ей не живыми, а какими-то фарфоровыми куклами, живущими в самом лучшем в мире, но всё же кукольном доме. Она совсем растерялась.
Следующие три страницы альбома она перелистала не глядя. Там были запечатлены похороны отца, лживые сочувственные лица чиновников и бывших друзей.
Остановилась на своих свадебных фото.
На них новобрачные не совсем не выглядели счастливыми. Вглядываясь в лица, в очередной раз, призналась сама себе, что это не был брак по любви. Просто каждый из них нуждался в поддержке единомышленника, в сложные, революционные времена.
Тем не менее, она смогла произвести на свет двух девочек. Назвали их в честь великих княжон – Татьяна и Мария. Младшая родилась уже не в России. Семья, с огромным трудом, но всё же смогла эмигрировать в Европу.
Обосновались в Париже. Супруг даже открыл собственное дело, небольшой ресторанчик, который очень быстро «прогорел», ибо хозяин заведения разрешал кормить соотечественников «в долг», а те совсем не спешили, оплачивать давно съеденное.
В 1924 году мужа не стало. Проклятый туберкулёз. Его не могли вылечить ни тогда, не могут вылечить и сейчас.
Помнится, чтобы хоть как-то накормить дочерей не брезговала никакой работой. Служила гувернанткой в богатых семьях, пока однажды ей не посчастливилось устроиться танцовщицей в небольшое кабаре.
Там её и отыскал цирковой антрепренер из Британии. Подошёл после выступления и сказал.
«Ты же его дочь. Значит, ничего не боишься! Докажи это. Войдёшь в клетку со львами – возьму тебя на работу!» На первой её афише написали: « Усмиряет диких зверей одним, полученным от отца, взглядом.»
Женщина взглянула на часы и захлопнула альбом. Пора на арену. Публика жаждет видеть
дочь, того самого….
Несколько лет спустя. Южная Америка. Перу.
Укротители, как и сапёры, ошибаются только раз. В тот день зебра-судьба повернулась к женщине своей чёрной полосой. На очередных гастролях на неё набросился белый медведь.
С многочисленными серьёзными травмами угодила в больницу.
Ушлые газетчики мгновенно обыграли эту трагедию:
«Шкура медведя, на которую упал убитый в далёкой России её отец – тоже была белой! Согласитесь, произошедшая трагедия – это, не что иное, как предостережение свыше его дочери!»
И женщина решила больше не играть в прятки с собственной судьбой.
Выйдя из больницы, в цирк больше не вернулась. Освоила профессию клепальщицы на американском судостроительном заводе, пока не получила пенсию по возрасту. Потом, вспомнив былое, подрабатывала няней и санитаркой, давала частные уроки русского языка, и…. писала книгу об отце.
Но зебра-судьба никак не хотела поворачиваться к престарелой женщине своими белыми полосками.
По неизвестным причинам, лишь через двадцать два года после её кончины, в России, книга, наконец, была опубликована.
Я – дочь Григория Ефимовича Распутина. Крещена Матреной, домашние звали меня Марией. Отец – Марочкой. Сейчас мне 48 лет. Почти столько же, сколько было отцу, когда его увёл из дома страшный человек – Феликс Юсупов. Я помню всё и никогда не пыталась забыть ничего из происходившего со мной или моей семьёй (как бы ни рассчитывали на это недруги). Я не цепляюсь за воспоминания, как это делают те, кто склонен смаковать свои несчастья. Я просто живу ими. Я очень люблю своего отца. Так же сильно, как другие его ненавидят. Мне не под силу заставить других любить его. Я к этому и не стремлюсь, как не стремился отец. Как и он, хочу только понимания. Но, боюсь, – и это чрезмерно, когда речь идёт о Распутине»
Цитата из книги «Распутин. Почему?»
Крестьянин Григорий Распутин, когда жил в Тобольской губернии, любил чеснок, щи, селёдку с молоками. Будучи в Петербурге, близ царской семьи, уважал осетрину, икру, шампанское. В те времена роскошью считались свежие ягоды и фрукты.
Но дочь, Матрена Распутина в воспоминаниях, утверждает, что отец не был поклонником пирожных, тортов и всего сладкого.
Часто после посещения царской семьи, старец возвращался голодным и просил дочерей накормить его. Дочери, Матрена и Варвара, готовили для отца такие блюда: борщ, блины, пироги, кулебяки. Очень любил Распутин суп из трески.
Сегодня БУДЕМ ГОТОВИТЬ ЕГО И МЫ (по материалам интернета)
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
Треска – грамм шестьсот.
Луковица и морковь – по одной штуки.
Четыре небольших или две крупных картофелины.
Помидоры – пара штук.
Масло сливочное – грамм тридцать
Лавровый лист, соль, душистый перец, укроп, перец чёрный, молотый – на ваш вкус.
ГОТОВИМ:
Перво-наперво размораживаем. Все наши овощи моем и чистим. Укроп ещё и сушим.
Треску режем на кусочки. Солим и перчим. Оставляем на десять минут.
Лук режем на тонкие перья.
Морковку режем кружочками или натираем на тёрке.
Картофель режем на крупные кубики, помидоры на половинки.
Рыбу так же режем на куски, предварительно срезав с неё кожу и удалив кости. Кипятим воду –– два литра.
Кастрюлю (желательно с толстым дном) ставим на небольшой огонь. Растапливаем в ней кусочек сливочного масла. Выкладываем лук. Обжариваем, помешивая, пару минут, до прозрачности. Добавляем морковь. Обжариваем. Таймер – 3-4 минуты.
Добавляем в нашу кастрюлю картошку и заливаем все ингредиенты вскипевшей водой. Добавляем соль и горошины перца. Дожидаемся закипания, снимаем пену и накрываем кастрюлю крышкой. Огонь маленький. Таймер на пятнадцать минут.
Кладём в кастрюлю кусочки трески и лавровый лист. Таймер ещё на 15 минут.
Добавляем в нашу уху помидоры и укроп. Таймер на 5 минут. После этого огонь выключаем, накрываем кастрюлю крышкой. Таймер на 10 минут. Любимое блюдо Распутина – готово!
НЕБЫВАЕМОЕ – БЫВАЕТ (на основе реальных событий)
Ноябрь 1941 года. Москва. Ставка Верховного главнокомандующего.
Хозяин кабинета раскурил свою знаменитую трубку, подошёл к окну, отодвинул плотную занавеску, взглянул на тёмный город, соблюдающий строжайшую светомаскировку, и не оборачиваясь обратился к собравшимся:
– Несколько дней назад фашистская бомба попала в цех нашей новой мельницы.
Надеюсь, вам не надо напоминать, что один из прежних Наркомов продовольствия, занимая высокий государственный пост, не раз, падал в голодный обморок. Вы хотите, чтобы подобное случилось с защитниками столицы? Голодный солдат – плохой воин. Никудышный.
Вождь замолчал и в помещении повисла гнетущая тишина.
Лишь Нарком Заготовок что-то сосредоточенно писал в своём блокноте. К нему и обратился Сталин:
– Товарищ Сабутин, доложите, что сделано для ликвидации последствий бомбардировки и бесперебойного снабжения продовольствием?
Поднявшись с места, и приняв стойку «Смирно», Клемент Петрович начал читать заранее приготовленный текст:
«Благодаря, самоотверженному труду коллектива предприятия и привлечённых на помощь жителей столицы, в кратчайшие сроки была восстановлено зерноочистительное отделение мельницы и работа завода продол...»
– Если бы этого не случилось с вами сейчас беседовали бы не здесь, а в подвалах НКВД, – оборвал его хозяин кабинета, – городская мельница, хоть и большая, но не настолько, чтобы обеспечить мукой, а следовательно, и хлебом целую армию... и гражданских, тоже! Большинство мельниц европейской части Советского Союза, на данный момент либо разрушены, либо захвачена врагом. Руководимая вами отрасль за полгода потеряла половину своей довоенной мощности.
Как эту проблему будем решать? Есть идеи у наркомата Заготовок? – произнеся это, Сталин опустился в кресло и не мигая смотрел на Сабутина.
– Для снабжения мукой фронта имеющихся, в нашем распоряжении мощностей недостаточно. И это означает только одно. Надо строить мельницу, – подавляя комок в горле, чуть слышно молвил Клемент Петрович.
– Что? Разве такое возможно?
– Война. Разруха. Какая стройка?
– Где стройматериалы брать?
– А оборудование?
– Все заводы переведены на выпуск военной техники. Назад, что ли…?
Зашушукали со всех сторон. Поглядывая на реакцию Верховного главнокомандующего.
И тот не замедлил с ответом:
«Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять трудящиеся, большевики. Не такие крепости мы брали в своей борьбе с буржуазией».
Процитировал он сам себя.
– Запишите в протокол. Срочно найти в городе подходящее здание! Располагающиеся нам организации – выселить! Оборудование отыскать. Где угодно. Доставить в кратчайшие сроки. Мобилизация полным ходом идёт. Численность армии растёт. Скоро в наступление пойдём. Всем понятно?
Ленинград. За четыре месяца до описываемых событий.
7 августа на комбинат хлебопродуктов поступил приказ.
«Предприятие – уничтожить! Вместе с запасами, сырья и готовой продукции! В том случае, если фашисты войдут в город».
Ленинград отстояли, но к концу лета все запасы зерна смололи полностью!
Первого сентября мельница стала. Перемалывать было нечего.
Потом начали привозить сюда, всё, что находили. Сою, отруби, жмых, низкокачественная ржаная мука и даже пищевая целлюлоза.
В октябре – ячменный солод. К концу месяца смололи и его. С базы «Заготзерно» привезли отходы от переработки чечевицы, но их хватило ненадолго.
На складах города не осталось ни зёрнышка.
Ленинград. Январь 1942 года.
Комбинат законсервировали. Его огромные площади решено было использовать под склады. Там держали продукты и консервы. Любая информация о хранилище была под грифом «Секретно» за разглашение которой приговор был однозначным и решительным – расстрел.
Из Наркомата поступил приказ.
«Секретно! Оборудование одной из уцелевших секций мельницы демонтировать и отправить в Москву, для установки на объекте. Исполнение доложить!»
Измученные донельзя люди приступили к разборке и погрузке того, что несколько лет назад с большим энтузиазмом монтировали.
Станки и механизмы, под постоянным обстрелом врага уходили по знаменитой Дороге жизни, проложенной по льду Ладожского озера.
Предприятие также было стратегически важным объектом водоснабжения. На его территории под землёй был построен водопровод. Фашисты об этом знали и старались бомбить как можно чаще. А мельники, превозмогая усталость и голод, оперативно устраняли повреждения. И так изо дня в день!
(В целом, врагу удалось сжечь девять зданий, ещё двенадцать строений были разобраны самими ленинградцами на дрова для обогрева. Но, несмотря на это, к концу 41-го года мельница стала укрепительным щитом района. Здесь поселились семьи работников).
Год спустя. Полуразрушенное здание бывшего склада Главунивермага.
Ценнейший груз бережно распаковывали, отсортировали и приступили к сооружению второго мелькомбината.
– И как вы себе это представляете? У них, там в Ленинграде потолки во, какие, – старичок-проектировщик поднял обе руки вверх, – да и этажей, что у моей Жучки блох! Самая современная в Советском Союзе мельница, была. А что мы здесь имеем. Всего пяток этажей. Да и те…
– Сроки поджимают! – оборвала его женщина, служащая Наркомата Заготовок. И помолчав с минуту, ласково добавила:
– Самуилыч! Не нагнетай! Всё понимаю, и коробка совершенно неприспособленна, и мужики из твоего проектного института на фронт ушли, в полном составе! Но нет у нас времени, да и средств на перестройку здания. Так, что – на тебя вся надежда. Командуй. А мы подсобим. Куда денемся.
– Товарищ Сабутин, – пропуская приветствие буркнул Поскребышев, – соединяю с Верховным.
И Клемент Петрович услышав знакомый голос, с характерным грузинским акцентом, принялся торопливо докладывать:
–Товарищ Сталин. Станки и машины вынуждены были смонтировать с нетиповым расположением. Для их привода, в зерноочистительном и размольном отделениях, установили два высоковольтных электродвигателя. Они через плоскоременные передачи, приводят в движение через трансмиссии все аппараты, задействованные в технологическом процессе. Там же соорудили склад готовой продукции, на восемьсот тонн муки. В подвальном помещении оборудовали хранилище зерна... полторы тысячи…
Нарком ещё что-то говорил, но трубка уже передавала сигналы отбоя.
Война продолжалась, и технические подробности главнокомандующего не интересовали.
29 декабря 1944 года.
Приказ № 23... Народного Комиссариата Заготовок СССР «О вводе в эксплуатацию сортовой мельницы».
«Включить объект, со всеми подсобными сооружениями с 20 декабря 1944 года в число действующих предприятий треста Главмуки».
В этот приказ вкралась бюрократическая ошибка, дело в том, что это уникальное предприятие, не имеющие аналогов, выработала первые тонны муки уже девятью днями ранее.
Я закончил писать и вывел на экран пожелтевшие фотографии работников Народного Комиссариата Заготовок тех лет, но за моей спиной что-то засопело и зашуршало.
– Дед! Мы хотим есть! – выпалили внучата-близняшки.
– Маша, Егорка – какие проблемы? Бегом на кухню, там бабушка. Она вас точно голодными ни за что на свете не оставит!
– Мы хотим твоего хлеба. Волшебного. Прям... из хлебопечки.
Ну, как тут откажешь любителям мучного. Раз их растущие организмы требуют, то
МЫ выпекаем РЖАНО-ПОЛБЯНОЙ ХБЕБ ПО РЕЦЕПТУ ДЕДУШКИ РАЛОТА.
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
1) Мука ржаная – обдирная – 2 мерных стакана. (из комплекта хлебопечки)
2) Мука полбяная – то же самое.
3) Уксус – винный (лучше облепиховый, если найдёте) – одна большая ложка (из комплекта хлебопечки)
4) Масло оливковое – 2 больших ложки (из комплекта хлебопечки)
5) Арахис (измельчённый в кофемолке) – 50 грамм.
6) Отруби (любые) – 50 грамм.
7) Хлопья (ржаные или овсяные) – 50 грамм.
8) Очищенные семена подсолнечника – 70 грамм.
9) Мёд – одна столовая ложка.
10) Соль – одна маленькая ложка (из комплекта хлебопечки)
11) Дрожжи сухие – 3 маленьких ложки (из комплекта хлебопечки)
12) Вода тёплая – 45 градусов (это очень важно!) – 300 мл.
13) Солод ржаной, молотый – 3 маленьких ложки (из комплекта хлебопечки)
14) Разрыхлитель – 10 грамм.
ГОТОВИМ:
Кладём в наше ведёрко строго в следующей последовательности:
вода, уксус, масло, 2 сорта муки,(обязательно просеянной, для насыщения частичек кислородом!) арахис, отруби, хлопья, семена подсолнечника, мёд, соль, солод, разрыхлитель и в последнюю очередь дрожжи.
Выставляем режим с самым большим временем выпечки. У меня это «Хлеб цельнозерновой» – 3 часа 30 минут. Цвет корочки «Тёмный».
ПРЕДУПРЕЖДАЮ ГОРЯЧИЙ ХЛЕБ ЕСТЬ ВРЕДНО. ДАЙТЕ ОСТЫТЬ! ПРИЯТНОГО АППЕТИТА.
ПОБЕДА ГАВКАЛ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТРЕТИЙ РЫНОК!
«В те времена повседневная торговля велась на меновых дворах. Кубань была пограничной областью, поэтому торговали в основном с горцами. Больше всего их интересовала соль, которая вдоволь водилась у казаков благодаря азовским промыслам. Казаки же в свою очередь покупали у «соседей» древесину и продукты питания. В годы Кавказской войны (1817–1864 гг.) вести торговые дела дозволялось даже с немирными горцами – они могли сложить оружие, спокойно поторговать, а потом продолжить воевать. На тех же меновых дворах на какие-то товары можно было обменять даже пленных и убитых»
Виталий Бондарь
1867 года Екатеринодар. Городская дума.
(Город из военного стал открытым, гражданским городом. В нём теперь появилась и приступила к работе – Городская дума).
Городская дума. Девять лет спустя.
– И так господа, я бесконечно рад, что мы, наконец-то, приняли решение создать в Екатеринодаре, за счёт городских, то есть бюджетных, средств и, конечно же, пожертвований, наших достопочтимых граждан, больницу для воинов, раненных в русско-турецкой войне, на пятнадцать мест, – городской голова Василий Семёнович Климов, совсем недавно возглавивший местное самоуправление, широко улыбнулся, но у нас есть ещё один, весьма важный и крайне запущенный вопрос, – строительство нового базара.
Услышав это, присутствующие заговорили разом, перекрикивая друг друга:
– В предыдущее Казачье правление было учредило аж четыре ярмарки: на 25 марта – Благовещенская, на Троицу – Троицкая, в августе – Преображенская, и в октябре – Покровская!
– К тому же в городе имеется ежедневный большой рынок!
– Чай всем хватает.
– И купцам, и покупателям.
– Да и нету более в городской казне средств.
– А если и сыщутся, так на другие нужды употреблять потребно. А кому торговать негде, пущай сам и строит свои базары.
– К тому же удобного места, для оного строительства с Екатеринодаре, на сей момент, не имеется!
Климов поднял руку, подавая знак, чтобы все замолчали. И дождавшись тишины продолжил:
Надеюсь всем ведомо, что наш город переведёт из войскового града в гражданский. Отчего на Кубани хлынули переселенцы, со всей России-матушки, гости зарубежные, купцы всех мастей, и Старый базар уже не выдерживает нагрузку, торговля происходит прям на улицах, мешая проезду.
С тем, что пока не проглядывается удобное коммерчески выгодное место – согласен. Будем искать.
– А деньги где взять? Ведь немалые средства потребуются?! – перебил его один из присутствующих.
Климов ожидал этот вопрос, поэтому, сев на место, открыл лежащую перед ним папку и доложил:
Я тут, со сведущими людьми прикинул, ежели выкупать земельные участки у частных лиц, то для строительства нового рынка потребуется 7650 рублей. Часть денег будет вынуждена выделить казна, а часть будем собрать по подписке.
Городские думцы опять загалдели:
– Повременить бы надо.
– Казна не потянет.
– А если никто ничего по подписке-то, не даст, тогда как?
– Может, перенесём на куда подальше?
– Пущай купцы и далее свои лавки ставят, коль им надо.
– К стати о купцах! – Василий Семёнович вновь поднялся со своего места, – новый базар нам потребен ещё и потому, что, как вам известно, между улицами Красной и Бурсаковской завершается строительство войскового Александро-Невского собора и к его открытию будут снесены все торговые лавки, окрест него. А их там скопилось великое множество. И вся эта торговля выплеснется на другие улицы города. Нас с вами ждёт библейский бедлам и полнейший беспорядок. Вы этого хотите?
3 ноября 1876 года.
В этот день торжественно был открыт Новый базар .
Место для него, выбрали удачно. И совсем скоро и Новый рынок вскоре стал серьёзным конкурентом, Старого, расположенного совсем неподалёку.
Дело в том, что на Старом рынке в зимнее, да и в весеннее время, стояла непролазная грязь сильно затруднявшая торговлю.
Однако тамошние купцы были, как говорится, «не лыком шиты» и за прошедшие годы обзавелись нужными связями (то есть по-современному – блатом) в присутственных местах города.
И к осени следующего года смогли протащить через городскую Думу указы, ограничивающие список товаров, разрешённых к реализации на Новом базаре.
Отныне купцы Нового могли продавать там только строительный лес, доски, сено, солому, дрова, скот, да ещё продукты «повседневной потребности».
Старый базар, согласно этим указам, сохранял за собой полную свободу торговли!
Более того, стремясь окончательно покончить с Новым рынком, старорыночкики отправили на всех въездах в город своих людей с наказом – «подкупом, угрозами, чем угодно, направлять потенциальных покупателей и станичников – продавцов сельхозпродукции на Старый рынок.
На этом и прокололись!
Купцы «Нового», посчитав убытки, тоже перешли к активным действиям. Начали с того, что стали задобривать городское правление и полицию и, в первую очередь, конечно, городскую Думу.
У себя же на рынке применили «очень передовой, для того времени» образец маркетинга, а именно специально обученных людей – «гавкал».
В результате «базарной войны» родилась идея – торговлю скотом осуществлять за чертой города, открыв там для этого специализированный – третий базар.
Утверждали, что за городской чертой не будет слышен топот копыт и жуткий скрип тележных колёс, да и покрытие улиц будут страдать меньше. Всем же известно, какую грязь оставляет после себя скотина, прогоняемая на Новый рынок, через весь Екатеринодар!
21 февраля (10 февраля по старому стилю) 1879 года рынок был открыт и имя «Сенной» известно нынче каждому горожанину, да и приезжему тоже.
НУ А МЫ С ВАМИ БУДЕМ ГОТОВИТЬ ТО, ЧТО МОЖНО БЫЛО ОТВЕДАТЬ И НА СТАРОМ И НА НОВОМ РЫНКЕ – Кубанские сырники (по материалам интернета)
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
1) Сыр твёрдый (российский или ему подобный) – четверть кило
2) Мука – стакан
3) Молоко – полстакана
4) Пара штук яиц
5) Зубчик чеснока
6) Соль на ваш вкус
ГОТОВИМ:
1) Для начала – сливочное масло выкладываем в касу или миску туда же отправляем тщательно просеянную муку.
2) Хорошенько перетираем.
3) Добавляем к нашей смеси молоко и замешиваем тесто.
4) Накрываем его пищевой плёнкой и отправляем в холодильник. Таймер – на 30 минут.
5) Готовим начинку. Сыр трём на средней тёрке. Берём чистую касу и высыпаем его туда. Затем добавляем яйца.
6) Чеснок пропустим через «давку» и добавим к остальным ингредиентам начинки.
Хорошо перемешаем! Это важно!
7) Таймер прозвенел, и мы достаём из холодильника наше тесто и на листе бумаги для выпечки раскатываем его тонким слоем.
8) Переносим бумагу с тестом на противень.
9) Нашу начинку распределяем по всей поверхности теста. Отправляем всё это в разогретую до 180 градусов духовку. Выпекаем. Таймер на четверть часа.
10) Вытаскиваем и обязательно ! Даём остыть. Таймер на семь минут. Затем режем на дольки и подаём к столу.
«КАКИЕ ПОЛУЧЕНЫ ПОДРОБНОСТИ О ВЗЯТИИ ХИВЫ?»
1873 год. Царское село.
Неслышно ступая в комнату вошёл слуга и положил на столик, стоящий рядом с кроватью разбитого параличом старика письмо, украшенное царским вензелем.
– Читай вслух, – еле слышно пробормотал тот.
«Император Александр Второй выражает желание навестить вас, дабы выразить своё сочувствие по поводу вашей болезни» – громко, на распев прочёл камердинер.
Хозяин дома то ли задумался, то ли просто задремал. Наконец, он открыл глаза и пробормотал:
– Пиши ответ. Всемилостивейший Государь, услышанная мною новость о предстоящем визите приводит меня в смущение ибо будет крайне неделикатно, если я не умру прямо на другой день после царского посещения.
Он хотел ещё что-то добавить, но не смог. Лежал молча и предавался воспоминаниям.
Одному из предков героя этой загадки князь Дмитрий Донской поручил сблизиться с окружением хана Мамая: «Со многими подарками» и собирать нужные сведения, важные для предстоящей битвы.
Другой его предок, будучи воеводой, усмирял мятежников в городе Пскове – «со многия кровью».
В памяти хозяина дома всплыли картинки далёкого села Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Где его родители проводили всё лето, а на зиму перебирались в Москву.
В доме было принято говорить исключительно по-французски, однако иностранная речь хозяев, удивительным образом, уживалась с приверженностью ко всем особенностям русского стародворянского и православного уклада.
Вспомнился старший брат Николай, впоследствии полковник Главного штаба, и сестра – Даша.
А потом, после завершения учёбы в Московском университете, была служба в Государственной коллегии иностранных дел и командировка в Мюнхен, в качестве сверхштатного чиновника русской дипломатической миссии в Баварии.
За самовольную отлучку в Швейцарию – да ещё в то время, как на него были возложены обязанности посланника, – меня отстранили от службы и лишили звания камергера!
Но в Россию я возвращаться не стал. Остался Баварии и целых четыре года поселился в любимом Мюнхене. За это время судьба, сделала полный поворот вокруг оси и вновь повернулась ко мне, своим сияющим лицом.
В сорок восьмом году, после присвоения чина статского советника – то есть гражданского генерала, я отправился нести службу в Министерства иностранных дел Российской империи, в должность старшего цензора.
Помнится, тогда я, несмотря на косые взгляды и жёлчные выпады господ либералов, взял да и категорически запретил издание и распространение в стране «Манифеста коммунистической партии» Карла Маркса, начертав на титульном листе:
«Кому надо прочтут и на немецком, а остальное баловство!»
А потом началась Крымская война. Припоминаю, я тогда писал: «Чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злополучного человека.»
Осознавал ли я, что под «этим человеком» легко угадывается личность самого императора!
Да, конечно. Сочинял же для здравомыслящих людей империи. Они, надеюсь, намёк поняли.
Любовные утехи Николая Первого я называл «Васильковыми чудачествами», и что удивительно, подобные «шуточки» повествования сходили мне с рук.
Более того, в августе шестьдесят пятого меня произвели в тайные советники! Тем самым я достиг третьей, а фактически даже второй степени в государственной иерархии.
А пять лет спустя на водах в Карлсбаде я встретил свою прежнюю возлюбленную, давно похоронившую первого мужа и ставшую графиней Адлерберг.
Безумно хотелось запечатлеть на бумаге те чувства, которые родились во мне во время судьбоносной встрече. Так увидело свет моё стихотворение «К.Б.» (сокращение переставленных слов «Баронессе Крюденер») Стихотворение было положено в конце XIX века на музыку С. Донауровым, А. Спирро, Б. Шереметевым, Л. Малашкиным. Однако наибольшую известность романс получил в переложении замечательного певца И.С. Козловского.
До слуха старика донёсся шум, исходящий из-за неплотно прикрытой двери.
– Батюшка, может, погодите? Не рано ли?
– Сын мой, голос с небес глаголит, пора. Иначе будет поздно. Уйдёт без отходной молитвы.
Казалось, что хозяин дома уже не слышит слова священника. Его лицо оставалось совершенно безмятежным, спокойным и умиротворённым. Но стояло служителю культа замолчать, как умирающий приоткрыл глаза и чётко произнёс:
«Какие получены подробности о взятии Хивы?»
Спустя много лет секретарь Льва Толстого А.Б. Гольденвейзер занёс в дневник следующую запись: «На столике у него лежал том этого человека. Заговорили о нём. Лев Николаевич прочёл стихотворение «Сумерки», потом сказал:
«Я всегда говорил, что произведение искусства или так хорошо, что меры для определения его достоинств нет – это истинное искусство; или же оно совсем скверно».
Дорогой мой читатель, ты, наверное, уже давно догадался, о ком идёт речь в этой загадке. Если нет, то вот тебе ещё одна подсказка. Знаменитую фразу, однажды произнесённую нашим героем, поёт уголовник «Лёлик» в Гайдаевской «Бриллиантовой руке». Его стихи учат в детском саду дошколята, совсем не умеющие читать. А недавно, аж за сто пятьдесят восемь тысяч долларов, была продана его рукопись на аукционе «Сотбис». И всё же, согласитесь, мы об этом человеке знаем ничтожно мало.
НЕУДАЧНИК (юмореска)
Южно-Российск февраль 2023 года. Температуры на улице нет совсем, ноль градусов.
Василий Неудачных открыл форточку и высунул руку наружу, убедился, что за окном всё ещё идёт снего-дождь, тяжко вздохнул и стал собираться на работу.
– А может, всё же ну её… мне, что больше других надо? – постучалась в голову предательская мысль, – мужчина тут же прогнал её прочь, заменив на другую, – охранник, он как капитан корабля покидает вверенное ему судно, то есть объект последним! Пока там имеются стены, пол и потолок, он будет их охранять. Присягу на верность Югграббанку он, конечно, не давал, но заявление о приёме на работу подписывал, значит…, – додумать до конца эту мысль Василий не успел, ибо старые, ещё советских времён часы (с поломанной или «улетевшей в тёплые края», кукушкой) хрипло цыкнули восемь раз.
– Пора, служба, вернее, долг зовёт, – буркнул про себя Неудачных и прихватив, заранее приготовленную стопку кроссвордов, шагнул в непогоду.
Выйдя из подъезда, он ощутил противное нытьё под ложечкой.
– Верный признак надвигающейся беды, – застучала в мозгу назойливая мысль, – может, всё же вернёшься, пока не поздно? Проверено ведь на твоей шкуре, и не один раз.
Скорее всего, трубу сверху прорвёт или, того хуже пожар, а у них в офисе даже огнетушителя нет. Был раньше, да сплыл, как и всё остальное. Приду на работу, первым делом, проверю сигнализацию. Одна надежда на неё, – Василий вытер с лица холодные дождевые капли и подняв воротник, видавшей виды куртки, ускорил шаг.
Неудачных, всё же надеялся на чудо, но его не случилась, ни пожарная, ни тем более охранная сигнализация не подавали никаких признаков жизни.
Но, сверху, сегодня, не капало, и дымом, всё же не пахло. Жить можно.
Вася поудобней устроился в кресле и открыл страницу с кроссвордом. Глаза привычно заскользили по строчкам:
«Преступление, состоящее в присвоении чужой собственности с применением угроз, насилия» – десять букв, по горизонтали.
– ОГРАБЛЕНИЕ! – раздалось у него за спиной.
– Спасибо большое, подходит, – машинально поблагодарил охранник и потянулся за карандашом, но тут же получил по пальцам.
– Руки вверх! Кому говорят? Это ограбление! Ключи от сейфа – быстро!
– Тта-м отк-ры-то, – выполняя команду налётчиков, промямлил Василий.
– То есть? Не понял? Как это открыто? Что совсем? – От удивления грабитель сорвал с лица маску и вытер ею пот.
– Колян, ты что творишь? Сейчас же верни балаклаву на место, – гаркнул его товарищ, если он твоё лицо как следует рассмотрит, нам придётся, свидетеля, того, порешить, загасить, угробить!
– Толян, – сколько раз говорил тебе, идём на дело, вслух никаких имён! Забыл, что ли? Ступай в хранилище и если этот баклан соврал, то я его буду пытать больно и долго, пока не расскажет, где ключи хранятся. Давай шевели конечностями, время идёт, не ровён час ППСники проезжать будут, а у нас маслин раз-два и обчёлся, можем и не отбиться!
Пять минут спустя
– А терпила прав, пусто там. Только бумажки по всему полу разбросаны. Говорил тебе, поедем казино грабанём, а ты, далеко ехать, а банк, вот он рядом, на соседней улице...
– Да, нельзя мне в казино! Не фартовый я. Не везёт мне там, – огрызнулся Колян, и уподобившись Страшиле – мудрому, ткнул своим пальцем в лоб, да так и застыл.
– А здесь прям богатство привалило! Баснословное! И что теперь делать? Пустыми валить отсюда? Братва засмеёт же, насмерть! – продолжал канючить подельник.
– Не-е! Без бабок уходить нельзя, – ты, вот что? Отними у охранника мобилу и позвони ментам...
– Друган! – перебил его товарищ, – ты кукухой, часом, не поехал, чтобы я сам…им, добровольно!
– Дай договорить! Вечно перебиваешь! – обиделся бандит, приматывая скотчем к креслу бедолагу Василя, – набери 112 и скажи, что мы захватили в Югграббанке заложника и если они не привезут сюда сто тысяч баксов и не предоставят нам самолёт, мы его грохнем и видюху в интернет сольём. Их за это начальство на кол посадит, или хотя бы с работы выгонит!
Ещё пять минут спустя
– Ну, что дозвонился? Бабки привезут? Когда? Скоро? Чего молчишь? – Колян выхватил у товарища трубку и нажал кнопку громкой связи:
– Ну, рассмешили, ну, потешили, ой не могу, – раздалось из динамика, – эй, бандюки, вы меня слышите? Капитан Жеглов с вами говорит. Если не наведёте там порядок, мусор не вынесете, полы не помоете, то я сам, лично приеду и… выпишу штраф за ложный вызов, вы меня поняли? – трубка запищала сигналом отбоя.
Полчаса спустя.
– Ну, ты Неудачных Василий – бандит прочёл текст на бейджике охранника и канцелярским ножом разрезал скотч, освобождая заложника, – на нас не серчай, мы же не по злобе, сам понимаешь, кредиты выплачивать надо, опять же счёт за коммуналку повысили. Вот и крутимся как можем.
– Да, без проблем, мужики! Я же всё понимаю – охранник сделал несколько приседаний, разминая затёкшие ноги, – если порядок навели, помыли, почистили, то и ступайте с Богом. Всё равно, я термос с чаем сегодня дома забыл, угощать нечем.
Дойдя до дверей, грабители остановились и, помолчав с минуту, хором выпалили:
– А ты-то сам чего тут сидишь, что охраняешь? Пошли с нами, третьим будешь!
– Не-е, не пойду. Мне с такой фамилией в бандиты никак нельзя. Да и вообще, я честный, от рождения, чужого ни-ни. А здесь всё ещё работаю, потому как дома жена и тёща пилят с утра до вечера. А в банке хоть денег и не дают, совсем, но вот, кресло это в счёт зарплаты выдали и, вдобавок, нож канцелярский презентовали. Тут всегда тишина, покой, кроссворды. Одним словом – благодать!
НУ, А ТЕПЕРЬ БУДЕМ ГОТОВИТЬ ФИРМЕННЫЙ НАПИТОК Василия Неудачных (который он забыл дома).
ВИНОГРАДНЫЙ ГЛЁГ. (по материалам интернета)
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
1) сок чёрного винограда – пол литра.
2) сок брусничный, ежевичный или клюквенный – пара столовых ложек.
4) вода, чуть меньше пол литры.
5) цедра одного лимона.
5) дроблёный миндаль – пара столовых ложек.
6) изюм – одна чайная ложка.
7) гвоздика, мускатный орех, корица и имбирь – по щепотке.
ГОТОВИМ:
В большой косушке смешаем пряности, миндаль, изюм и лимонную цедру.
Затем заливаем их водой и доводим до кипения.
Процеживаем и добавляем туда сок из ягод. Греем. Термометр на 95 градусов. Таймер на 5 минут.
Горячую смесь выливаем в термос.
Всё. Напиток готов, только не забывайте его дома. В холодную погоду – самое то!
СТРАШНОЕ ПОЛУГОДЬЕ ИЛИ КАЖДЫЙ ОДИННАДЦАТЫЙ
Лето 1957 года г. Краснодар. Горком КПСС
Хозяин кабинета нервно ходил из угла в угол, скрестив руки на груди. Сидящие за столом руководители местных строительных управлений молчали, только синхронно поворачивали головы, следя за его передвижением. Их экстренно собрали на внеплановое заседание городского комитета партии, и на то были веские причины.
– Ну… что скажете, как оправдываться будете? – Первый секретарь отодвинул массивное кресло и, садясь за стол, открыл толстую папку с надписью «Строительство стадиона «Юность».
– Заслужили труженики нашего города новый спортивный объект или нет? Четверть населения столицы края в том районе проживает, а заняться спортом негде! И что им остаётся? Молчите, не знаете, зато я знаю – пивные ларьки или стакан водки в подворотне!
Почему прекращены работы на объекте?! – секретарь со всей силы трахнул папкой по столу, – поднимите руку те, кому партбилет, карман оттягивает. Мигом облегчим страдания, прямо здесь.
– Скелеты. Их там очень много. Надо всё вывезти, идентифицировать, по возможности и перезахоронить по-человечески, на это время надо. Непростая операция, – с места поднялся седовласый начальник одного из управлений с аккуратно заправленным за офицерский ремень пустым рукавом и широкой орденской планкой на груди, – а если точнее, то при производстве работ строителями было обнаружено массовое захоронение. Мы часть фрагментов костей и черепа направили на экспертизу, надеюсь, специалисты смогут установить пол и возраст останков. Кроме того, на объекте работают представители компетентных органов.
Вот и простаиваем. Но, работы наши хлопцы закончат точно в срок. Непременно. В три смены будут работать, чтобы детям тех, кто в эту землю лёг, было где сдавать нормы «ГТО».
– Садись, Игнатыч, в ногах правды нет, – хозяин кабинета сменил гнев на милость, – тут намедни в Крайкоме совещание было закрытое, но коль вы все здесь коммунисты, то вам знать тоже можно. Докладывал на том совещании человек из… – при этих словах секретарь поднял палец вверх, – в общем, когда фашисты в Краснодар пришли, они провели поголовную перепись населения, в тот момент в городе оставалось сто сорок тысяч человек, а после того как наши город взяли, то насчитали всего сто двадцать, вот и выходит, что за полгода – двадцать тысяч человек. По всей видимости в твоём котловане некоторые из них и упокоились. Фашисты были уверены – отвечать за это не придётся, считали, что пришли на Кубань навсегда. Надеюсь, о том, что в Краснодаре эти изверги впервые применили свои «душегубки» всем известно?
За пятнадцать лет до описываемых событий. Апрель. Ставка Гитлера
Ко дню рождения великого фюрера был испечён праздничный торт «в середине которого были изображены нефтяная вышка и название столицы Азербайджанской ССР Баку». Подарок со смыслом – через Кубань и Ставрополье к нефтяным вышкам Каспия, ибо трофейное топливо из оккупированных ранее стран не покрывает нужны моторизированной армады генерала Вильгельма Листа. Да и Турция, хранившая доселе нейтралитет, увидя на своих границах солдат непобедимого вермахта, непременно вступит в войну на стороне великого Рейха.
– Вильгельм, – именинник обратился к генералу, – как можно быстрее захвати этот паршивый степной городишко. Насколько мне известно, там есть нефтеперерабатывающие заводы, они нам обязательно пригодятся. Кроме того, коммунисты построили в городе предприятия по переработке сельхозпродукции, да и, вообще, сделай его своим опорным пунктом на Кавказе, море рядом, горы – тоже. До всего рукой подать. И как утверждает адмирал Канарис, взять его для твоих бравых солдат не составит большого труда.
То же время. Москва. Кремль. Ставка Верховного главнокомандующего
– Я изучил все ваши доклады, – Сталин раскурил трубку, поднялся с места и подошёл к окну, – после поражения под Ростовом-на-Дону, наши войска обескровлены и продолжают отступать. Хочу знать, что предлагает командующий Северо-Кавказским фронтом, товарищ Будённый?
– К сожалению, нужно отступать и дальше, – с трудом выдавил из себя маршал.
– До границы предлагаешь драпать, Семён? – хозяин кабинета вернулся на своё место и стукнул кулаком по столу.
– Предлагаю закрепиться на рубеже реки Кубань и дождаться подкрепления. Будем формировать новые полки и дивизии, – вытирая пот со лба, продолжил прославленный командарм Гражданской войны.
– А если не удержишь? Тогда в руки фашистов перейдут наиболее плодородные земли страны. Плюс большой промышленный потенциал, а о запасах тамошней нефти и говорить нечего! – повысил голос Верховный и, окинув взглядом собравшихся, продолжил: все согласны с предложением нашего маршала?
– Товарищ Сталин, силы Северо-Кавказского фронта заметно уступают противнику, особенно в технике. Ещё одного крупного сражения в тех местах нам не выиграть, – с места поднялся Георгий Константинович Жуков, – поэтому возможности удерживать противника в степных районах нет.
Первая декада августа 1942 года
З-го августа поступил приказ об эвакуации. Но город продолжал сражаться. Шли упорные бои за единственный не взорванный, мост через реку – пашковскую переправу. По ней вывозили остатки заводского оборудования, топливо, зерно и другие ценности. Уходили и части Красной Армии, чтобы закрепиться в предгорьях Кавказа и не дать противнику продвигаться дальше к нефтеносным районам страны.
За неделю до этого в Краснодарском крае была проведена мобилизация. Призывной возраст снизили до семнадцати лет и повышен до пятидесяти пяти. Многие из призванных, в основном недавние выпускники городских школ, сразу же ушли на фронт – защищать переправу. Для большинства из них первый же бой, стал, увы, последним.
Девятого августа сорок второго года
Заняв город, оккупанты приступили к созданию сети лагерей для военнопленных и местного населения. Для этого необходимо было составить списки проживающих на захваченных территориях. Их делили на три категории.
Первая – жители, проживающие в крае до начала войны.
Второй – прибывшие на Кубань за прошедший год.
Третий (и самый страшный!) – евреи, коммунисты, цыгане, красноармейцы, командиры и прочие «неполноценные». Все попавшие в этот список подлежали планомерному истреблению!
Создать в городе лагерей – восемь.
По краю – лагерей военнопленных – двадцать два.
Для лиц еврейской национальности – шесть.
Женских лагерей – четыре.
Детский лагерь (!) – один.
Сосчитать, сколько людей прошли через эти лагеря до сих пор невозможно. Многих отправили на работы в Германию, некоторых перевели в лагеря в других оккупированных областях, расстреливали каждого, кто не смог трудиться от зари до зари и питаться похлёбкой из зерновых смёток, смешанных с мышиным помётом или попытался бежать.
Фашисты осознанно создавали такие невыносимые условия. Сохранять жизни мирного населения края, не входило в их планы. На плодородные земли Кубани должны были приехать бюргеры и фольк Дойче.
21-го августа 1942 года. Краснодар
По городу расклеили листовки:
«Всем жителям еврейской национальности, в обязательном порядке, явиться на площадь перед комендатурой города. При себе иметь одежду и продукты на пять дней. Цель – организованная отправка в Третий рейх. Для убедительности и достоверности эта бумага была подписана известным в нашем крае скрипачом, профессором Наумом Виликом.
Профессор, узнав об этом, был шокирован. Никого и никогда он не призывал и не агитировал.
Просто «Зондеркоманда СС №10А», состоящая из бывших советских граждан, перешедших на сторону врага, приступила к исполнению приказа:
«Уничтожить всех из списка № 3»
Собравшихся на площади загоняли в стоящие на её краю цельнометаллические грузовики.
Стало понятно, что на таких железных чудовищах далеко не уедешь. Но было поздно, газенва́гены, впервые с начала войны, открыли счёт своим жертвам.
В первые дни, солдаты отгоняли прикладами неевреев, русских, украинцев, кавказцев, пришедших на площадь проводить «отъезжающих», но потом стали загонять в фургоны всех без исключения!
Трупы замученных людей выгружали за городом в оврагах наспех, кое-как забросав землёй.
Зима 1943 года. Ставка Гитлера
– Почему до сих пор не захвачен этот… как ... его... трудное русское слово... – бушевал фюрер.
– Туапсе – подсказал услужливый адъютант.
– Вот именно! Новороссийск захватили и остановились, я вас спрашиваю... почему! Когда мне вот сюда, на этот стол, поставят канистру с кавказской нефтью?
О том, что этого никогда не случится в тот день не осмелился сказать никто из присутствующих. Продвижение «непобедимых» войск вермахта забуксовало, они потерпели поражение в битве за Нальчик и Орджоникидзе.
Выписка из утверждённого Гитлером плана «Кримхильда» (к вопросу отступления войск вермахта из Краснодарского края)
«Противник должен получить совершенно негодную на долгое время, незаселённую пустынную землю, где в течение месяцев будут происходить взрывы мин».
По этому плату всех узников городских лагерей необходимо было уничтожить.
Газенва́гены подъехали к воротам лагеря на стадионе «Динамо». Но измученные, голодные люди смогли дать врагу решительный отпор. С лопатами, кирками и всё, что попадалось под руки, они бросились на ненавистных врагов. Многие погибли от пуль, но уцелевшие смогли вырваться на свободу и укрыться в городских улицах.
Больше душегубки в лагеря фашисты не посылали. Они подожгли все остальные лагеря. Погибли почти все там находящиеся.
«Да, горят дома и, невероятно изуродованные камни и железо громоздятся кру́гом и нет дома в котором не плакали бы о покойнике, но всё-таки, что бы ни было, сегодняшний рассвет в Краснодаре – это счастье, трудное, прошедшее через смерть и горе военное счастье»
К. Симонов
14 июля 1943 года. В городе начался первый с начала войны процесс над предателями Родины.
Судили бывших сотрудников «Зондеркоманда СС №10А» – тех, кто сидел за рулём машин-убийц и тех, кто загонял туда несчастных прикладами своих винтовок.
Возмездие пришло. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит:
«СМЕРТНАЯ КАЗНЬ ЧЕРЕЗ ПОВЕШЕНИЕ»
«Счастье всегда приходит неожиданно. Так оно пришло к нам и здесь, среди пожаров и канонады, среди всех трагических случайностей войны к которым, как бы ни привыкали люди, до конца привыкнуть они всё равно никогда не смогут».
К. Симонов
Стадион «Труд» – один из старейших в Краснодаре и крае. Введён в эксплуатацию в 1958 году. Расположен на улице Береговой в лесопарковой зоне на берегу реки Кубань.
К оглавлению...
