* * *
В событий бесконечных груде
Вновь что-то взял да упустил.
Немудрено, мы с вами люди,
А человеком правит стиль.
Бесспорно воля и характер
О многом скажут за него,
Но стиль свой собственный по факту
Весомей и важней всего.
Замолкнет шум, утихнет вой.
Вокруг спокойствие и штиль.
Ведь всем известно, это твой,
Проверенный годами, стиль.
И пусть мы все вокруг галдим –
Неутихающая рать –
Будь добр, оставайся с ним,
Не вздумай стиль свой растерять.
Следил, чтоб ровным был пробор.
Два года бороду носил.
Так и не выбрав до сих пор,
Мне одному присущий стиль.
В какой бы ни являлся роли.
Какой бы ни давал обет.
Характер есть, и даже воля,
А стиля фирменного нет.
* * *
Без всяческих внутренних трений.
Без вредных по сути затей.
Природа не знает сомнений,
И страхи не свойственны ей.
Не жалко красивого слога.
И ежели выпадет тест,
Любой из нас скажет, как много
На свете есть красочных мест.
Безумцы – те рады и крохам.
А нам, как незримую нить
Из прошлого, было б неплохо
И в будущем их сохранить.
Сохранность земли нашей разом
На первый вновь выдвинув план.
На то, полагаю, и разум
Нам той же природою дан.
* * *
В страхе, ужасе, тревоге,
(Вдруг возьму да наслежу),
Вытираю, молча, ноги,
Незаметно в дом вхожу.
Не скажу, что шёл годами,
Но приличным был маршрут.
Вот стою теперь, гадаю:
Ждут меня здесь иль не ждут?
Ноги стёрты, шея в мыле,
Всё равно, была бы честь.
Может тут не позабыли,
Что и я на свете есть?
Кто-то скажет – мир огромен
И напомнит – здесь не тут.
Только вдруг и в этом доме
Не найдёт душа приют?
* * *
«Лают бешено собаки»
Г. Шпаликов
Где-то тявкает собака.
Надрывается рояль.
Что ни смокинга, ни фрака
Нет, нисколечко не жаль.
Стильный, модный, элегантный,
Остроумен и речист,
И без них ты импозантный,
Как заслуженный артист.
По ночам играешь в покер.
Утром в кофе льёшь бальзам.
Не устал от мыльных опер
И дешёвых мелодрам.
В телевизоре реклама,
Вслед за ней футбольный матч.
Жизнь, как та же мелодрама,
Хочешь смейся, хочешь плачь.
Хочешь снова лезь из кожи
На седьмом десятке лет,
Абсолютно непохожий
На законченный портрет.
* * *
«Страна не пожалеет обо мне»
Г. Шпаликов
Одни не скажут слова в простоте.
Другие от безвестности страдают.
А мы с тобой ни эти и ни те,
Не будет нас, страна не зарыдает.
Что можем занести себе в зачёт?
Нас нет среди прославленных учёных.
Что там не зарыдает, не вздохнёт,
Вид на секунду сделав удручённый.
Но обижаться в принципе нельзя.
Других забот хватает у отчизны.
В былые годы плакали друзья,
Да только где возьмёшь их в новой жизни?
В той самой, где все средства хороши,
Сплошная пелена перед глазами,
И люди не смеются от души
И плачут крокодильими слезами.
* * *
Не обижайся, старый друг.
С тобой мне спорить недосуг.
Да и плохой я, право, спорщик.
Мы вышли на последний круг,
Отбрось естественный испуг,
И всё мгновенно станет проще.
Не рвись в последний в жизни бой,
Смирившись с собственной судьбой.
И не печалься о харизме.
Мы устраним системный сбой,
И всё пойдёт само собой,
Но только в следующей жизни.
Ничто не делается зря.
Жизнь не обычная стезя,
Попробуй заключить оферту
С ней непубличную. Нельзя
Плевать на собственное «Я»
И приносить себя вновь в жертву.
* * *
Смотришь каждый день на новый ценник.
Каверз ждёшь со всех почти сторон.
Позвонит очередной мошенник?
Залетит в окно под утро дрон?
Помолившись Богу на ночь глядя,
Изменять привычкам не с руки,
Доживаешь век свой, но ни ради,
Ни благодаря, а вопреки.
Пятница, суббота, понедельник?
День рожденья или Новый год?
Разница какая, рак-отшельник,
Вынужденный пятиться вперёд?
* * *
Внимаешь с трепетом названьям.
Стучишься в запертую дверь.
Не верь ни чьим воспоминаньям,
Да и своим не шибко верь.
Метнув в противника свой дротик,
Как принято, стоит горой
И спорит немощный склеротик,
Увлекшись спором, как игрой.
Но прямота не добродетель.
Отлипни, ты не банный лист.
И не какой-то там свидетель,
А, как и все, немой статист.
Людская память не услада
И не связующая нить.
Не вспоминайте, что не надо
И что полезнее забыть.
* * *
Что толку всматриваться в лица?
Народ не тот, и жизнь не та.
Доносчик боле не боится,
Как прежде, первого кнута.
Все голосят, одно неясно,
Какому верить соловью?
И стало попросту опасно
Давать кому-то интервью.
К какой ни прикоснёшься сфере,
Жизнь новый статус обрела.
Утерян нравственный критерий,
И стёрта грань добра и зла.
И вот уж примеряет схиму,
Кто сущий дьявол во плоти,
Настолько неисповедимы
Сегодня Господа пути.
* * *
Каждый чиновник привык почитать
Чин. А сановник – сан.
Каждый охотник желает знать,
Где же сидит фазан?
Каждый сапожник, напившись в хлам,
Падал, не сняв сапог.
Каждый великий безбожник сам
Был для кого-то бог.
Каждый художник впадал в экстаз.
Каждый второй в психоз.
Каждый колхозник мечтал не раз
К чёрту послать колхоз.
Также, как каждый острожник в душе,
Даже отбыв свой срок,
Выйдя на волю, не мог уже
Напрочь стереть острог.
Каждый заложник цеплялся за шанс
Выжить в пылу борьбы.
Только весь фокус, что каждый из нас
Тот же заложник судьбы.
Так что ни деньги, ни слава не в счёт,
Коль существует рок –
Та же судьба, и кого-то ждёт
Бедность, нужда, острог.
* * *
Потерян жгучий интерес
Во мне к различным древним тайнам.
А исторический процесс
Во многом кажется случайным.
В анналы устремляя взгляд,
Поймёшь, что со времён античности
И по сей день её творят
Одни больные, злые личности.
Сплошные монстры, зубры, львы,
И пусть сегодня это – профи,
Нет у истории, увы,
Какой-то внятной философии.
А есть безудержная страсть,
Не раз проявленная в деле,
Крепить, во чтоб ни стало, власть
И добиваться нужной цели.
Друг другу ставя шах и мат.
И раз они всем заправляют,
Всесильный некогда истмат
Лет сорок спит и отдыхает.
* * *
Никаким не рад уже вестям.
Что поделать? Видно разбодяжил,
Разменял, растратил по частям
Дух свой беспокойный и бродяжий.
На дворе технический прогресс.
А, к примеру, к временам античным,
Как и прочим, ныне интерес
У людей весьма своеобычный.
А у большинства, так никакой.
Что им эти римляне и греки,
Свой давно обретшие покой,
Раз мы все уж в двадцать первом веке.
Но при этом, также, как они,
Не хотим жить мирно и спокойно.
Оттого и в наши с вами дни
Есть свои Пунические войны.
И всё тот же пресловутый крен
В тех, кто не считает нужным слушать
Остальных, твердя, что Карфаген
Непременно должен быть разрушен.
* * *
Можно враз дойти до точки,
Не дождавшись перемен.
Просидеть годами в бочке,
Как когда-то Диоген.
Жизнь прожить с надеждой куцей
И концы сводить едва,
Повторяя, как Конфуций
Очень мудрые слова.
Можно не взирать на лица.
Можно свыкнуться с нуждой.
Можно даже перебиться
Где-то мудростью чужой.
Повзрослеть, на полдороге
Обрести и мощь и стать,
Но Конфуцием в итоге
Так при этом и не стать.
Но, участвуя в дебатах
И не опуская рук,
Стать сначала кандидатом,
Позже доктором наук.
Да, куда деваться, – гены,
Не особенно сиять,
Но однако ж Диогенам
Свет от солнца заслонять.
* * *
В союзники свои зачисли,
Суровый цензор. Мир не нов.
И там, где в нём нехватка мысли,
Всегда переизбыток слов.
Успех, считайте, обеспечен
Для диссертации, статьи,
Коль фразы сыплются картечью.
Поди, попробуй запрети
Словам звучать и изливаться,
Когда у нас со всех сторон:
Здесь – новоявленный Гораций,
Там – современный Цицерон.
«Слова, слова.....» Да, ты не Гамлет,
Но временами стынет кровь
И у тебя, когда подавлен
И вынужден со всеми вновь,
Их беспрестанно подбирая,
Искусно прятаться в словах.
Молиться, слышит ли, не зная,
Тебя Христос или Аллах?
Мир бесконечен. Слов в нём уйма.
И пусть вокруг отнюдь не рай,
Кто тихий, кто напротив – буйный,
Слова по вкусу подбирай.
И со времён аж Гостомысла
Всего на свете и «делов»,
Не растерять остатки смысла
За этой самой уймой слов.
* * *
Кому-то нравятся рекорды,
Медали, ордена на грудь.
А кое-кто уверен твёрдо,
Не в этом жизненная суть.
Но страсть к рекордам в наших генах,
И большинство продолжит впредь
Сходить с ума от рекордсменов
И от рекордов фанатеть.
Не вороти брезгливо морду,
Тебе дано одно из двух:
Шизеть со всеми от рекордов
Или упадничества дух.
И пусть любой рекорд не вечен,
В них некий символ воплощён,
Раз Дзюба есть и есть Овечкин,
То значит будут и ещё.
За чередой сплошных рекордов
Очередной грядёт рекорд.
Не завершающий и гордый,
А промежуточный аккорд.
Рекордам нет конца и края
И в золотые письмена
Уже вписать не успевают
Всех рекордсменов имена.
* * *
Чтоб окунуться в день вчерашний,
Буквально каждый Божий день
Торчит народ на Патриарших,
Переходя из света в тень.
А у меня вот аллергия
От бесконечных интервью,
От каждодневной ностальгии
И подозрений в дежавю.
Давно иссяк духовный голод.
Мне чужд общественный психоз.
И наплевать, был, нет ли Воланд
Здесь? И погиб ли Берлиоз?
Но что поделаешь, коль все мы
Столь обожаем жизни fest.
Муссировать всю ту же тему
Ещё не скоро надоест.
В ближайшие лет десять, чую,
Не завершится казус сей.
Нас кто-то вновь разочарует
Экранизацией своей.
А неуёмную натуру
Поклонников не отпугнёт
Замена плитки и бордюров,
Идущая из года в год.
* * *
Иным подай лишь совершенство
Во всём: в искусстве и в быту.
Я ненавижу отщепенство,
Но признаюсь начистоту,
Что не могу принять главенства
В воззрениях на красоту.
Чтоб у отдельных идиотов
Не быть всю жизнь на поводу.
Чтоб не мешал извечно кто-то
С самим собою быть в ладу.
А недостатки, недочёты
Я где угодно сам найду.
Мир эстетический насыщен
Сполна. Чего в нём только нет.
И кто-то непременно ищет
Товарищей на вкус и цвет,
Считая, для духовной пищи
Возможен общий трафарет.
Не допускайте упрощенства.
Всех под одну гребёнку стричь,
Понятно, сущее блаженство,
Раз всё в руках людей, опричь
Доподлинного совершенства,
Которого нам не достичь.
* * *
Кто б ты ни был, бунтарь-одиночка
Иль солидный общественный муж,
Попадать должен в самую точку
Инженер человеческих душ.
Неизвестный пока литератор?
Популярный поэт? Беллетрист?
Инженер, ну а значит – новатор,
А сегодня ещё – программист.
Пусть пока ты далёк от признания,
Но зачем-то же брался за гуж?
Так что не обмани ожиданий,
Инженер человеческих душ.
Не назойливый, злобный писака.
Не фрондёр без учтивых манер.
А нетерпящий в творчестве брака –
Человеческих душ инженер.
Не допустит ни в чём недомолвок.
Под холодный отправит вас душ.
А коль надо, разложит по полкам
Инженер человеческих душ.
Чтобы мы, изумлённо глазея,
Обсуждали бы все, не спеша,
Словно в общедоступном музее,
Как трепещет живая душа.
Кто-то скажет, душа мол потёмки.
А чужая вдвойне. Эту чушь
Разнесёт без труда на обломки
Инженер человеческих душ.
В энный раз не оставив в покое
Чью-то совесть. И не обессудь,
Если вдруг ненароком раскроет
И твою неприглядную суть.
* * *
Законов всевозможных тьма.
Кругом царит закономания.
И сложно не сойти с ума
От их слепого трактования.
И ежели для нас важна,
Так называемая самостность,
То к ней ох как ещё нужна
И юридическая грамотность.
Законотворческая рать
Раздухарилась не на шутку,
Готовясь скопом принимать
По пятьдесят законов в сутки.
И прочитав от сих до сих
Мудрёные формулировки,
Ты вряд ли разберёшься в них
Один без должной подготовки.
Вот так – виновный без вины,
Живущий в обществе, не в стае,
Где пред законом все равны,
Но сам закон никто не знает,
Вступаешь с ним в неравный бой
И погибаешь смертью храбрых,
Споткнувшись об очередной
Казуистический параграф.
Законотворческую рать
Кляня, вступая в препирательства.
Стремясь хоть что-нибудь понять
В сегодняшнем законодательстве.
И понимаешь лишь одно
В процессе долгой адаптации:
Жить без законов сложно, но
Ещё трудней в них разобраться.
* * *
Простых законов не бывает.
Закономерность – связь предметов,
Как и явлений. Это знают
Не хуже прочих и поэты.
Да только, господа, ответьте
Мне, что такое наши знанья
Пред опытом тысячилетий
И принципами выживанья.
И мы нередко, чтобы выжить,
Желательно лишь без урона
Для имиджа и для престижа,
Стремимся подменить законы.
И вырабатывать с годами
Весьма полезное уменье
Не различать в звучащей гамме
Похвал слова неодобренья.
Из раза в раз во имя ложной
Концепции, для пользы дела
Конечно же, где только можно
Всё упрощая до предела.
И рады до самозабвенья,
Коль так удобней и доступней,
Из поколенья в поколенье
Толочь всю ту же воду в ступе.
Смотреть на время с укоризной
И на весь мир наш, забывая,
Что, как в науке, так и в жизни,
Простых законов не бывает.
* * *
«....как песенно-есенинный провитязь»
В. Маяковский
Какие б сквозняки и ветры
Тебя не продували, Русь,
Боюсь не ветра, а поветрий
И чуждых веяний боюсь.
Вдруг подозрительность и скрытность
И послушания обряд
Твою нарушат самобытность
И устоявшийся уклад?
Вновь подкрадётся тихой сапой
Нечистый, отравив исток?
Восток на нас натравит Запад,
А Запад заслонит Восток?
Что снова зазвучат над ухом
Слова про веру и оплот.
А пустозвонство, показуха
Войдут в привычный обиход?
Национальная идея,
Шлейф достижений и побед,
Мой друг, отнюдь не панацея
И не гарантия от бед.
Пусть Богом посланный провитязь
И держит твёрдою рукой
Русь поссоветскую, проникнись
Живой есенинской строкой.
Чтоб в дни невзгод и в дни скитаний
Ты мог сказать: не отрекусь,
Как он, от звукосочетанья
И от страны с названьем «Русь»!
* * *
Мы все в определённой нише.
Ярлык, как тот же банный лист.
Но если ты читаешь Ницше,
Ещё не значит, что фашист.
Из одного лепили теста,
Коль так удобно небесам.
Как все, читаешь чьи-то тексты,
Но выводы выносишь сам.
За них впоследствии едва ли
Толстого с Ницше обвинят.
Так думай, жать ли на педали,
Коль прямиком несёшься в ад?
Мы все когда-то канем в Лету.
Никто не мог ещё вчера
Решить судьбу своей планеты
Единым росчерком пера.
Пускай и вылез бы из кожи,
Из всех гнилых своих рутин.
А в наши времена, ничтоже
Сумняшеся, любой кретин.
Что поглощаяя слово в слово
Первоисточник, только рад
Интерпретировать Толстого
На свой сверхпримитивный лад.
УЗНИК
-1-
Я – вечный узник, хоть не только мне
Сей тяжкий жребий в жизни уготован.
Всем, кто сидит со мной в одной тюрьме,
Не ведая, за что он арестован?
Тюремный завсегдатай, старожил,
Привыкший жить по общей разнарядке,
В конце концов я даже полюбил
Суровые тюремные порядки.
Тюремный срок, как многолетний стаж.
И пусть освободятся единицы,
Но даже им их каторжный багаж
В свободной жизни вряд ли пригодится.
Зато в неволе сидячи, усвой,
Сокамерник – не то же, что союзник.
Хоть он, тюрьма, такой же точно твой
«Бессменный арестант» и вечный узник.
-2-
Я не люблю всё, что мешает жить.
Преодолений, трудностей, препятствий.
И если спросят: «Быть или не быть?» –
Мой выбор будет – не сопротивляться.
Я сам себя определил в тюрьму,
И в ней, как узник с многолетним стажем.
И с рабскою покорностью приму,
Что мне в тюрьме предложат и навяжут.
Да, я от мира наглухо закрыт.
Но в этом добровольном заточенье
Я счастлив, ибо мой тюремный быт
Устраивает всех без исключенья.
И пусть в тюрьме моей и не бог весть,
Как здорово, я в некотором роде
Почти что горд и счастлив предпочесть
Её так называемой свободе.
ВСЕГДА!
– Ваше политическое кредо?
– Всегда!
Ильф и Петров «Двенадцать стульев»
-1-
Ненавижу шумные тусовки.
Не терплю засилье городов.
И, как остальные полукровки,
Не борюсь за чистоту рядов.
Каждый человек имеет странность.
Изменять себе – напрасный труд.
Одного не стоит в жизни, данность
Возводить веками в абсолют.
Множество людей и даже наций,
Те, кому был свойственен сей крен,
Не могли впоследствии дождаться
Хоть каких-то в жизни перемен.
Но не будем тратить наши силы.
И гора порой рождает мышь.
Хочешь мстить, так сразу рой могилы
И себе и тем, кому ты мстишь.
Правда в основном всем как-то не до
Чувств вины и жгучего стыда.
Ведь недаром наше с вами кредо
Хорошо известное – всегда!
-2-
Что с тобою, друг мой незабвенный,
Снова приключилось? И потом,
Почему все чувства неизменно
Ты стремишься выразить стихом?
Кто-то назовёт их рифмоплётством.
Кто-то посчитает баловством.
И лишь единицам удаётся
Сочетать искусство с естеством.
Эпиграммы, шутки и курьёзы.
Пара строк в альбом для милых дам.
Для одних язык обычный – проза.
Для таких, как ты – трёхстопный ямб.
И во время званного обеда
На вопрос извечный: «Господа!
Ваше поэтическое кредо?»
Отвечаешь с гордостью: «Всегда!»
К оглавлению...
